Владислав Ходасевич: Державин

(14)

"пушкинскую речь", на посвященных Пушкину вечерах в Петрограде, Ходасевич призвал людей уходящей культуры "аукаться <...>, перекликаться" именем Пушкина "в надвигающемся мраке". Все, что имело отношение к Пушкину, обретало в этих условиях особую ценность. Но по внутреннему чутью, по поэтическому слуху Ходасевича ближе всего, ближе современников и потомков, друзей и родных, к Пушкину стоял Державин.

Державин интересовал Ходасевича на протяжении всей жизни. В анкете 1915 года Ходасевич "из писателей, оказавших на него наибольшее влияние" назвал, "прежде всего, Пушкина и Державина" (ед. хр. 169, л. 1). А в 1939 году в некрологе Ходасевичу Н. Берберова писала: "Он сам вел свою генеалогию от прозаизмов Державина, от некоторых наиболее "жестких" стихов Тютчева, через "очень страшные" стихи Случевского о старухе и балалайке и "стариковскую интонацию" Анненского" 1. В этом литературном генеалогическом древе, вычерченном со слов Ходасевича близким к нему человеком, Пушкина нет (это как бы само собой разумелось2), но место Державина как основателя рода неизменно и несомненно.

Заслуга нового прочтения и нового открытия Державина всецело принадлежит "серебряному веку". Читатели второй половины XIX столетия относились к его творчеству как к давно устаревшему преданию миновавших лет, имеющему в лучшем случае исторический интерес. На фоне всеобщего равнодушия заброшенным памятником высилось девятитомное собрание сочинений Державина, предпринятое академиком Гротом в обстановке снисходительного безразличия одной части публики и брезгливого ожесточения другой.

Стоит отметить, что переоценка репутации Державина началась в ближайшем окружении Ходасевича. Авторами первых статей, рассматривавших державинскую поэзию не как музейную реликвию, а как живое художественное явление были его приятель и многолетний корреспондент Борис Садовской и Борис Грифцов, с которым Ходасевич в 1911 году совершил путешествие по Италии. При этом оба они, хотя и совершенно по-разному, соотносили Державина с Пушкиным - если Садовскому Державин был

------------------------------------

1 Соврем, зап. 1939. № 69. С. 260.

2 В том же номере журнала Набоков назвал Ходасевича "литературным потомком Пушкина по тютчевской линии" (с. 262).

(15)

дорог как предощущение Пушкина, которому "предстояло очистить алмаз русского стиха от державинской коры", то Грифцов подчеркивал необходимость "гораздо настойчивей и вне всякой связи с Пушкиным выяснить поэтический гений Державина, единственного достойного поэта-соперника Пушкину" 1.

Особенно должны были запомниться Ходасевичу слова Садовского о державинском ямбе, "ярком и сильном, но еще трепещущем и неровном, в котором явственно различимы и полдень Пушкина и брюсовский закат". Ходасевич сам нередко прибегал к символике времени суток, и когда говорил в "пушкинской речи" о "надвигающемся мраке", и когда назвал свой последний, уже эмигрантский, поэтический сборник "Европейская ночь". И оттуда, из "ночи", в своего рода итоговом стихотворении "Не ямбом ли четырехстопным" он увидел в этом канонизированном Пушкиным размере то немногое, если не единственное, что оказалось жизнеспособным и уцелело в наследии минувшего дня:

С высот надзвездной Музикии

К нам ангелами занесен,

Он крепче всех твердынь России,

Славнее всех ее знамен.

Естественно, в полном соответствии с историческими фактами, Ходасевич начинал историю русского ямба с "Оды на взятие Хотина" Ломоносова, а высшее воплощение возможностей этого размера видел в "Медном всаднике". Но символом четырехстопного ямба, а, следовательно, и всей отечественной поэзии предстает в стихотворении держа-винский "Водопад":

С тех пор в разнообразьи строгом,

Как оный славный Водопад

По четырем его порогам

Стихи российские кипят.

Свою первую статью о Державине Ходасевич написал в 1916 году к столетию смерти поэта для газеты "Утро России". Работал он, как всегда, ради заработка и, как всегда, с предельным напряжением. "В статье пусть не смеют вымарывать ни единой буквы, а то все развалится" (ед. хр. 47, л. 20),- наставлял он жену, которая должна была наблюдать за печатанием. В статье этой Ходасевич пере

---------------------------

1Рус. мысль. 1912. № 3. Отд. II. С. 88.

(16)

смотрел традиционную оценку позднего Державина, восхитившись "тяжеловатой грацией" его анакреонтики и ее "верным и тонким чутьем к античности". Однако, главным в Державине для Ходасевича оказывается его стихийный реализм, резкий и сокрушительный отказ от поэтических условностей и книжного этикета. "Первым художественным воплощением русского быта", "зародышем нашего романа" назвал Ходасевич державинскую оду. Нет смысла сейчас обсуждать, в какой мере убедительна такая трактовка - как и всякий поэт, Ходасевич искал в Державине близкого себе: напомним, что именно к державинским "прозаизмам" возводил он собственную поэтическую генеалогию.