От всего сердца приветствую моих советских читателей.
Я рад и счастлив, что мои повести и рассказы о войне и о трудных усилиях послевоенного времени выходят в свет в Советском Союзе. Я хочу поблагодарить всех, кто принимал участие в работе над этой книгой.
«Однополчане» — мое первое прозаическое произведение.
«Капитуляцией» я хотел завершить разработку мучительной темы войны и обратиться к современности. Но когда в Западном Берлине я стал свидетелем реваншистского сборища моих земляков — судетских немцев, — я снова взялся за перо, чтобы написать цикл рассказов «Еврейский автомобиль».
Сборище это было зловещим гротеском. Время словно обратилось вспять. Встреча судетских немцев происходила в 1960 году, а мне казалось, что я снова очутился в 1938-м. Здесь действовал тот же механизм натравливания одного народа на другой и психологической подготовки войны: те же речи, те же лозунги, те же плакаты, те же возгласы, те же песни, отчасти даже те же самые лица и, главное, та же самая взбудораженная, ревущая толпа, толпа, ничему нс научившаяся, истеричная, больная манией величия, слепо идущая к пропасти спустя пятнадцать лет после полного разгрома и поражения. Я не хотел больше писать о войне. Но после этой страшной встречи с еще живым прошлым я почувствовал, что должен писать о войне.
Отнеситесь поэтому к моей книге как к исповеди немца, который принадлежит к поколению родившихся в 1922 году, как к исповеди немца, который некогда, исполненный ложных представлений и обманутый, вторгся как враг в страну и родину социализма, чтобы впоследствии, пройдя через годы размышлений, возмужания, внутренней перестройки в лагере для военнопленных, покинуть ее пределы, став ее искренним другом.
Это случилось в июне 1941 года под Мемелем [1] Мемель — старое название города Клайпеды. — Здесь и далее примечания составителя.
; в тот день особенно повезло трем солдатам: обер-ефрейтору Карлу В. и старшим стрелкам Иозефу Л. и Томасу П.
Каждому из них удалось во время учебных стрельб выбить тридцать пять очков из тридцати шести возможных. За последние годы такой результат был лучшим не только в батальоне, но и во всей дивизии. Всем троим командир батальона майор фон дёр Заале тут же на стрельбище объявил благодарность. Обычно после таких результатов удачливым стрелкам предоставлялся отпуск: но вот уже больше месяца, как отпуска были запрещены.
И этих стрелков освободили от службы всего на три дня. Им разрешили уйти, не дожидаясь конца учений.
Карл, Иозеф и Томас быстро договорились о том, как им провести свободное время. Они решили пойти в Либиакен, ближайшую деревню. До нее часа два ходу, но там можно, если повезет, найти девушку, а если не повезет, утешиться в каком-нибудь ресторанчике. В Либиакене имелся такой ресторанчик, который сам по себе стоит двухчасовой ходьбы. В месте расположения батальона не было ни одного подобного заведения. Там были только луга, пересеченные ручьями и постепенно переходившие в болото. Местами на равнине возвышались гряды небольших холмов, похожих на дюны: одни их склоны были пологи, другие падали круто, отвесно и даже с выгибом, как морская волна. Холмы эти поросли редким лесом: березой, ольхой и соснами, а под негустыми кронами теснились полки-солдат к солдату, палатка к палатке, орудие к орудию. Казалось, все это тоже неотъемлемая часть ландшафта.
— Прибалтика, — сказал Карл. — Такой она была всегда.
Итак, они отправились в Либиакен. Они шли свободно и непринужденно, сняв фуражки, расстегнув воротники и засучив рукава, винтовки висели у них на груди. Друзья громко пели. Земля расстилалась перед ними, открытая, буйно поросшая сочной, мясистой зеленью, в которой ослепительно, по-майски желтели болотные цветы, и среди этой зелени и желтизны ярко блестело серебр. о струящихся или стоячих вод. Стеклянно-голубое небо выгнулось громадным сводом, и там, где оно касалось земли, стихии сливались в мягкое, белесое марево, в котором стирались очертания всех предметов.
Вдруг, испуганная шагами путников, в небо взлетела какая-то диковинная птица. Она походила на цаплю, только перья у нее были иссиня-черные, а грудь покрыта красными ромбами. Птица плавно парила в воздухе, потом взвилась еще выше и остановилась, хлопая крыльями, — зловещий черный знак на безоблачном небе.
У солдат тотчас появилось желание подстрелить эту птицу. Патроны у них были-торопясь с полигона, они вопреки правилам не сдали каптенармусу оставшиеся, — по три у каждого. Но здесь, на границе, стрелять без приказа было строжайше запрещено.
Читать дальше