ГЛАВА ВТОРАЯ
Зажурилась Укра?на, що нiде
прожити,
Витоптала орда кiньми
маленькi? дiти.
Малих потоптала, старих
порубала,
А молодих, середульших,
у полон забрала.
Украинская народная песня
В это адски знойное лето хозяин-татарин отпустил Марию на волю. Два года тому назад он купил ее с больным семилетним ребенком на ясырь-базаре и привел в свою тесную и темную саклю.
Посреди татарской сакли стоял ковровый станок, за ним на миндере* стонала больная жена. Она не поднялась, только сокрушенно посмотрела на невольницу, потом ее стеклянные глаза надолго впились в татарина и тотчас погасли, стали безразличными.
_______________
* М и н д е р - топчан (татар.).
- Якши гяурка, - сказала она. - Будет твоей.
Смущенный хозяин развел руками, показал на станок с натянутой на раме основой, и Мария поняла, что убогий владелец и купил себе ее - рабыню, очевидно, только для того, чтобы она ткала ковры, зарабатывая ему на жизнь.
Мария научилась ткать быстро. Сквозь натянутые нити смотрела, как подрастает ее дочь, тянется руками к яркому волокну, вплетает его в основу, становится помощницей. Прислушивалась к тому, как дочь училась разговаривать по-татарски, и сама разговаривала с нею на чужом языке, чтобы искоса не смотрели на них хозяева да чтобы ребенка не обижали, когда выйдет погулять на улицу. Ткала с утра до вечера и все напевала песню, да все одну и ту же:
Ой, що ж бо то та за чорний ворон,
Що над морем кряка?,
Ой, що ж то та и за бурлака,
Що всiх бурлак склика?...
И странно было слышать, что дочь часто подтягивает матери на чужом языке.
Татарин продавал ковры, которые ткала Мария, и кормил больную жену, не обижая и рабынь.
Спустя год хозяйка умерла от чахотки. Мария знала, что теперь предложит ей хозяин. О чем только она не передумала, какие сомнения не терзали ее днем и во сне - где-то глубоко в сердце еще теплилась надежда вернуться на Украину.
А татарин и правда вскоре сказал:
- Мариам, будь моей женой.
Она заплакала. Просила пожалеть ее - не может она изменить своей вере, не может забыть своего мужа, знаменитого полковника Самойла.
Татарин не настаивал. Когда прошел рамазан и мусульмане резали баранов на байрам, привел на праздничный обед женщину в белом фередже* злоглазую турчанку. Догадалась Мария, что это ее новая хозяйка, и занемела от страха: теперь продаст ее хозяин. И тогда раскаяние, позорное и трусливое, охватило ее душу: почему она не согласилась стать женой татарина, а теперь их разлучат с дочерью!
_______________
* Ф е р е д ж - женская накидка поверх платья (турец.).
Новая хозяйка сразу дала понять, какие порядки она заведет в доме: вытащила из котелка баранью кость и швырнула ее в угол - подавитесь ею. Не нравилось это хозяину, но он молчал, а спустя некоторое время сказал Марии:
- Не продам я тебя, Мариам, пусть лютует. Ты добрая.
Еще вчера хозяйка толкала ее в спину и угрожала продать дочь, ведь от нее нет никакой пользы, еще вчера Мария падала на колени, обещая ночами сидеть за станком, лишь бы только не разлучали их... А сегодня утром, когда турчанка пошла на базар, татарин вошел в дом, жалостливо посмотрел на дочь Марии - у него не было своих детей - и чуть слышно сказал:
- Уходите, вы свободны...
Это слово <����свободны> было неожиданным для Марии, оно ошеломило ее. Поклонилась хозяину в ноги, поблагодарила, наскоро собрала свои жалкие пожитки, схватила девочку за руку и выбежала на улицу. Помчалась по извилистым уличкам, замирая от страха, боясь, что вернувшаяся с рынка турчанка догонит ее, бежала, прячась за каменными стенами, закрывавшими окна домов, спешила к северным кафским воротам, чтобы вырваться из тесного города на волю. Ей казалось, что пройдет всего одна минута - и ворота закроются. Вот вышел из-под зеленого платана постовой, она крикнула ему:
- Я отпущенная!
Высокий янычар в шапке с длинным шлыком, спадавшим по спине до самого пояса, лениво потянулся рукой к ятагану и снова вошел в тень: иди, мол, бедняга, кто тебя держит. Зеленого цвета янычарский кафтан слился с листьями плюща. Постовой спокойно закурил трубку. От такого равнодушного отношения - ведь только одно слово <����янычар> наводило страх на невольников - у Марии сжалось сердце: неужели это не последняя стена, ограждающая Кафу? Вышла на хребет Тепе-оба, что длинной насыпью отделял остальные горы от равнины, нет, дальше - простор и ни единой живой души в степи. Перевела дыхание и произнесла вслух:
Читать дальше