Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

Общественные настроения в первую очередь интересовали политическую полицию. Агенты посещали места скопления горожан, прислушивались к разговорам, запоминали экспрессивные оценки событий. Однообразная по характеру деятельность не всегда давала ощутимые результаты. В ноябре 1858 г. чиновник, составлявший обзор для руководства Третьего отделения, сетовал: «За неимением в настоящее время для разговоров никаких особенных интересных городских приключений и слухов, теперь в семейных кругах и собраниях если не бранят погоду или не выхваляют английского актера Алдриджа [690], то непременно рассуждают о водопроводной кампании» [691].

Помимо фиксации пересудов и настроений, особое внимание обращалось на аномальное поведение, отклонение от общепризнанных норм, обеспечивавших, с точки зрения властей, общественную стабильность. Столпами порядка считались религиозность, уважение к властям (начальству), нравственное поведение, традиционность жизненного уклада, поведение «по чину». Не подменяя полицию исполнительную (Министерство внутренних дел), политическая полиция (Третье отделение) осуществляла функции высшего надзора, вскрывая язвы и указывая на аморальные явления общественной жизни.

На первом месте среди порочных увлечений жителей столицы были азартные игры.

По мнению В. В. Шевцова: «К началу XIX в. карточная игра утвердилась как досуговая норма, наследовавшая из XVIII в. ряд внеигровых значений — связь с высоким социальным статусом и причастность к европеизированной светской культуре, пренебрежительное отношение к деньгам и способам их получения, возможность вольного, праздного времяпрепровождения» [692].

В первые годы существования Третьего отделения внимание было обращено на распространение азартных карточных игр в Москве. Поступавшие доносы послужили основанием для обращения к генерал-губернатору за объяснениями.

В своем ответе кн. Д. В. Голицын пытался доказать вполне благонамеренный характер игры в домах лиц, упомянутых в отношении А. Х. Бенкендорфа. Он писал в Санкт-Петербург, что эта игра «не имеет в себе коварства, ни происков, и есть игра чистая и непринужденная […] А потому всякое преследование со стороны моей сих лиц, известных и принятых в обществе, без всякой к тому побудительной причины, было бы одним явным оскорблением, тем более что в точности обнаружить игру, основанную на честных правилах и непринужденную, трудно и почти невозможно, а не обнаружив преступления, все розыски означали б не иное что, как стеснение личности» [693]. Дворянская честь не допускала оскорбления подозрением.

Однако доносы продолжали поступать в Третье отделение. В феврале 1827 г. сообщалось, что после отъезда из города жандармского полковника И. П. Бибикова «игра картежная со всеми средствами макиавелизма увеличивается в Москве, и многие неопытные и даже отцы семейств делаются ее жертвою» [694].

Вскоре появились и конкретные факты. В апреле 1827 г. начальник 2-го округа корпуса жандармов А. А. Волков докладывал А. Х. Бенкендорфу, что «подпоручик Полторацкий, молодой, прекрасно воспитанный человек, имел нещастную минуту проиграть здесь до 700 тысяч рублей» [695].

5 мая 1927 г. московским генерал-губернатором Д. В. Голицыным было получено отношение, в котором сообщалось о том, что император, узнав о московском происшествии и видя, «что азартные игры в карты в Москве не искореняются, невзирая на многократные запрещения и строгие подтверждения о нетерпимости их» [696], потребовал доложить о принятых мерах. По поручению генерал-губернатора столичной полиции быстро удалось установить обстоятельства случившегося, участников игры и выяснить, что картежный долг маскировался заемными письмами. В результате — вмешательство власти было энергичным. Для того чтобы не допустить разорения семейства С. Д. Полторацкого, над его имением была учреждена опека, продолжавшаяся 9 лет. Два участника обыгрыша поплатились за свое «везение» многолетней административной ссылкой, а еще один игрок был переведен из гвардии в армию с понижением чина.

Несмотря на то что азартные игры были запрещены, они велись с молчаливого согласия представителей власти. Симбирский жандармский штаб-офицер Э. И. Стогов вспоминал, что частенько великодушно разрешал поиграть [697]. В дворянском собрании для этого на всех балах была отдельная комната. В подобных действиях, по мнению жандарма, была определенная польза, так как допускался деликатный контроль за игроками. Однажды 18-летний сын богатых и влиятельных родителей проиграл 30 тыс. руб.; чтобы избежать огласки и шума, Э. И. Стогов попросил деньги вернуть, и «в тот же вечер проиграли ему обратно» [698]. Далеко не всегда ситуация разрешалась примирительно. Погашение карточного долга было делом чести, потому крупный проигрыш мог иметь весьма серьезные последствия.