Андрей Зализняк: Новгородская Русь по берестяным грамотам

Григорий Глазков: Вы же сказали, что только в XIX в. ввели отличие и и i …

Зализняк: Не отличие, а правило. Существовали правила и раньше, но они не имели общего характера. Школа или какой-нибудь монастырь вполне могли пользоваться собственным правилом как разделять и и i, но оно не было известно всей Руси. А XIX в. — это время, когда все гимназии уже одинаковы.

Что касается церковнославянского, он к этим вещам отношения почти не имел. Что значило писать без ошибок для такого человека? Это значило просто уметь записывать собственную речь. Единственное, где у него были колебания, — это три зоны, в остальных он писал, как слышал. Нормирования, как у нас сейчас, специальных правил не существовало. Для записи живой речи было достаточно просто себя слышать.

Григорий Глазков: У меня вопрос в развитие того, что спрашивал Виталий. О соотношении высокого и низкого и о динамике этого соотношения. Я не очень понимаю, сколько было уровней, два: церковнославянский и обиходный язык? Или вы еще упомянули литературный, т. е. третий. Как было?

Зализняк: Как минимум, три. Потому что, с одной стороны, было противопоставление “церковнославянский — собственно русский”. Церковнославянский — зона священного писания и церковных текстов. И русский язык использовался людьми …, но в этом русском языке выделялась центральная форма и форма диалектного новгородского. Вот три формы. Поэтому новгородец мог писать просто по-новгородски; если он был с церковным образованием, то мог и по-церковнославянски, но прямых свидетельств такого рода у нас в берестяных грамотах нет. И кроме того, он мог знать, что некоторые вещи на центральном языке или том, что мы называем “наддиалектным древнерусским”, выглядели иначе. В некоторых случаях действительно мы видим, что он мог изменить какую-то диалектную форму на центральную, т. е. существовало три уровня.

Григорий Глазков: Все-таки вопрос, какое отношение имел к живому языку церковнославянский? Он возник как искусственный язык? Как осуществлялась взаимосвязь между этими уровнями языков? Какой процесс? Есть какая-то гипотеза?

Зализняк: Есть, конечно. Это прослеживается. Церковнославянский — это язык церковной службы и церковных текстов, которые древнерусский человек слышал в церкви, и он, может быть, не на 100 %, но понимал этот текст. Какие-то слова ему были трудны, но, тем не менее, в общем это был текст на языке, который, как он понимал, очень близок к его собственному языку. Благодаря этой близости не нужно было специально обучаться для того, чтобы понять что-то в церкви, как, скажем, в Польше, где была разница между польским языком и латынью. Разница между древнерусским и церковнославянским была разницей между очень близкими языками. Что же касается уже тонкостей, которые могли проявиться в тексте, то действительно литературный язык древности имел в качестве престижного ориентира церковный язык. Поэтому, например, сочинения Мономаха имеют определенное количество церковнославянских элементов.

Дальнейшая история русского литературного языка — это история сложной борьбы между двумя компонентами: церковнославянским и собственно русским. Собственно русский брался из живого языка, церковнославянский шел из церковных книг. Процесс этот был двусторонним. С одной стороны, литературно пишущий русский вставлял какое-то количество церковнославянских слов в свой текст или церковнославянских окончаний в свои глагольные формы. С другой стороны, церковнославянский на Руси русифицировался, и он уже выглядел не совсем так, как церковнославянский в Сербии, допустим. Потому что, естественно, в него проникал русский тип произношения, некоторое количество русских слов и т. д., т. е. происходило известное сближение между этими языками.

Григорий Глазков: Если я правильно понимаю, конец этого расщепления — это было уже пушкинское время…

Зализняк: Скорее, Ломоносов.

Григорий Глазков: Последний вопрос. Когда произошла победа северного диалекта над южным? Вы сказали, что было две зоны, и язык, на котором мы говорим сейчас — это язык северный, новгородский. Или я вас неправильно понял?

Зализняк: Нет, не так. Современный литературный язык примерно в одинаковых пропорциях наследует северо-западную древность и центрально-восточную. Неверно, что северо-запад победил. Можно насчитать примерно одинаковое количество тех и других элементов в современном литературном языке. Это хорошее равновесие.