Андрей Никитин - Половецкая Русь

Двести лет назад, осенью 1800 года на прилавках книжных магазинов сначала Москвы, а затем Петербурга появилась книга, ставшая событием в русской культуре. Это - знаменитое "Слово о полку Игореве". Кроме своих высоких поэтических достоинств, "Слово" оказалось подлинной сокровищницей сведений о языке, поэзии, истории Древней Руси и соседних с нею народов. Литература о "Слове" огромна и к настоящему времени насчитывает около десяти тысяч названий - значительно больше, чем слов в самой древнерусской поэме. Ее комментариями, исследованиями, переложениями и переводами занимались представители самых разных наук и профессий, начиная с филологов и кончая астрономами и кибернетиками, всякий раз открывая что-либо новое.

В этот год двухсотлетия первого издания "Слова о полку Игореве" наш журнал, неоднократно писавший об этом памятнике, представляет свои страницы одному из ведущих исследователей загадок текста поэмы - археологу, историку и писателю Андрею Никитину. В семидесятых и восьмидесятых годах он направлял работу Постоянной комиссии по проблемам "Слова о полку Игореве" Союза писателей СССР. Автор многочисленных научных и публицистических работ по "Слову", большая часть которых нашла свое место в его книге "Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди", опубликованной в 1998 году и сразу же ставшей библиографической редкостью. В новой серии очерков он выступает исследователем того поразительного, далеко не однозначного феномена взаимоотношений Руси и Половецкой Степи, который обусловил сюжет поэмы и некоторые особенности древнерусской культуры, до сих пор вызывая ожесточенные споры между историками.

"Научная проза" Андрея Никитина как всегда остро полемична, порою - парадоксальна, но неизменно творчески продуктивна. Итак, открываем новую страницу нашего журнала, связанную с наступающим юбилеем "Слова о полку Игореве".

История половцев полна парадоксов. Почти два века они жили бок о бок с Древней Русью, иногда даже среди русских. Вместе с русскими участвовали в княжеских усобицах, ходили в помощь русским князьям на Венгрию, Польшу, Волжскую Булгарию, выдавали за них своих дочерей; вместе с русскими дружинами встали против монголов и - бежали, разбитые, чтобы потом снова возникнуть на исторической арене Восточной Европы сначала под именем кипчаков, а после насильственной исламизации в XV веке - в качестве казанских, астраханских и крымских "татар".

Сегодня уже можно без идеологических предрассудков попытаться взглянуть на наших древних соседей новыми глазами, но сделать это нелегко и прежде всего из-за тенденциозности в отношении к половцам, которая сильно мешает объективному взгляду на факты, а во-вторых, из-за крайней скудости материала, в первую очередь письменных известий об этом неуловимом народе, то появлявшемся, то исчезавшем за степным горизонтом. И еще одна, пожалуй, главная сложность: то явление, которое отмечено в русских летописях этнонимом "половцы", на самом деле представляло собой сложный и весьма пестрый конгломерат степных народов, у каждого из которых был свой язык, свой облик, свои верования, обряды и традиции. Это надо иметь в виду, поскольку все, что будет сказано далее, относится к половцам Подонья, которых возглавляли потомки Шарукана, то есть "желтого" или "золотого" хана. Наряду с потомками хана Асеня, стоявшими во главе половцев подунайских, донские половцы выделяются из массы остальных половецких родов как по знатности, так, похоже, и по своему физическому облику и религиозным воззрениям. Не случайно все русско-половецкие княжеские браки (и половецко-грузинский брак Давида IV Строителя) связаны почти исключительно с Шаруканидами, тогда как на долю Асеновичей выпало создание Второго Болгарского царства, а дочь одного из них, Калояна, стала в 1207 году женою Генриха, короля эфемерной Латинской империи.

Итак, что же нам о них известно?

"…Самому Богу враги!"

Так ли это?

Мы привыкли считать половцев "погаными", то есть не только "язычниками", но и "нечистыми"; привыкли считать их "безбожными", то есть агрессорами и насильниками, врагами христианства и даже мусульманами. Но так ли это?

Напрасно искать в летописях сведения о религии половцев: о религии народа, с которым Русь жила бок о бок на протяжении трех веков и даже успела породниться, ничего не известно.

Более того, иноверие народов воспринималось монахами-летописцами довольно безразлично, даже если те оказывались столь серьезными врагами, как печенеги или монголы. Но в чем же тогда причина гневных филиппик по адресу половцев в летописях, напоминающих более поздние обличения Церковью "папежников"-католиков или старообрядцев? Подобную злобу и нетерпимость обычно вызывают не приверженцы чужих религий, а свои еретики и отступники. Уж не были ли половцы христианами? И не просто христианами, а христианами-еретиками?