Ричард Пайпс - Три «почему» Русской революции

У меня нет иллюзий, будто мне удалось перечислить все факторы, сыгравшие роль в крушении царизма. Были и другие, и кое-какие из них я сейчас вкратце перечислю. Одним из достойных упоминания факторов такого рода является потеря престижа царской власти в результате целой серии военных и дипломатических унижений, которые Россия претерпевала начиная с Крымской войны. В восемнадцатом и первой половине девятнадцатого столетия Россия шла от победы к победе; начиная с Крымской войны она неожиданно стала терпеть одно поражение за другим. И это крайне отрицательно сказалось на популярности правящего режима в глазах общества. Воздвигнутый на силе и на силу постоянно опирающийся, царизм должен был сокрушать внешних врагов, а если этого не происходило, значит, в самой его природе коренился какой-то изъян. Разгром в Польше в 1915 г., о котором я уже упоминал, оказался для многих в России последней каплей, переполнившей чашу. Он наглядно продемонстрировал, что царизм или, по крайней мере, ныне правящий царь неспособен выполнить возложенную на него свыше миссию, которая заключается в приращении российских земель и в защите их от вражеского вторжения. Кто знает, возможно, когда-нибудь, когда откроются все архивы, мы обнаружим, что исход Советской армии из Афганистана сыграл аналогичную роль в падении коммунизма. Разлад транспорта в годы Первой мировой войны умножил лишения, испытываемые населением крупных городов, особенно на севере, где начались перебои с доставкой продовольствия и горючего, что привело к так называемым хлебным бунтам. В городах также сыграла роль инфляция.

Надеюсь, мне удалось набросать в общих чертах образ власти, которая — сколь бы головокружителен ни был ее внешний блеск, внутренне была и слаба, и неспособна эффективно преодолеть напряженность — политическую, экономическую, психологическую, — принесенную войной. На мой взгляд, принципиальными причинами падения режима в 1917 г. (равно как и в 1991-м) были обстоятельства политические, а не экономические или социальные. Разница между давнишними и недавними событиями заключается в том, что тогда, в 1917-м, интеллигенция сформировала политические партии с четко сформулированными программами, нацеленными на кардинальную ломку, тогда как в наши дни политики оказались заинтересованы всего лишь в захвате власти, не имея отчетливых соображений относительно того, куда повести страну, кроме как назад.

Второй загадкой русской революции является вопрос о причине победы большевиков. Октябрьские события 1917 г. в момент их совершения и сразу же после воспринимались большинством скорее как классический дворцовый переворот, нежели как всенародная революция, а победу большевиков объясняли не поддержкой народных масс, а лучшей, чем у их соперников, организованностью и большей беспощадностью. Такая интерпретация событий, сформулированная их непосредственными участниками и свидетелями, доминировала в историографии Запада на протяжении полувека.

Довольно интересно, что подобное истолкование событий получило молчаливую поддержку как со стороны Ленина, так и со стороны Троцкого, ни один из которых никогда не утверждал (насколько я в силах вывести это из их пространных и многочисленных писаний), что большевики одержали окончательную победу, поскольку опирались на широкие массы. Троцкий писал в своей «Истории русской революции», что в петроградских событиях в октябре 1917 г. приняли участие от двадцати пяти до, максимум, тридцати тысяч человек; и это в городе с двухмиллионным населением и в стране со стапятьюдесятыомиллионным! Ленин, в свою очередь, не переставал жаловаться на пассивность масс и на их неспособность предпринять хоть что-нибудь, выходящее за пределы простого выживания. Я не знаю, читал ли Ленин Вилфредо Парето или Гаэтано Моску, но он определенно разделял их веру в политическую элиту.

Вот цитата из ленинской работы, датированной 1917 годом: «…в революционное время недостаточно выявить «волю большинства», — нет, — надо оказаться сильнее в решающий момент в решающем месте, надо победить. Начиная со средневековой «крестьянской войны» в Германии (…) вплоть до 1905 года мы видим бесчисленные примеры того, как более организованное, более сознательное, лучше вооруженное меньшинство навязывало свою волю большинству, побеждало его». Примечательные слова для революционера-марксиста. Звучат они вполне здраво, с учетом того, что большевистские организации были на тот момент малочисленны даже в рабочей среде. Известно, что в конце 1917 г. лишь чуть более 5 % промышленных рабочих России принадлежали к коммунистической партии, — и это в стране, где промышленные рабочие составляли лишь 1–1,5 % от общего количества населения.