Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Однако нота не была передана русскому царю. В Вене ее перехватили представители собравшихся на конференцию четырех держав и отвергли в пользу собственной ноты. В составлении новой ноты лорд Стрэтфорд не участвовал.

Она была инициирована при посредничестве Австрии, заинтересованной соседки захваченных княжеств. Ее принял царь, но не султан. Турецкий ультиматум был засвидетельствован и гарантирован четырьмя державами исключительно как обязательство, принятое по инициативе Турции, в отношении России. Венская нота предполагала гарантии России и Франции, чье предварительное согласие требовалось на любые изменения Портой своих обязательств. Здесь, как это представляла Порта и отлично понимал Стрэтфорд, подразумевалось неравенство между Турцией и Россией. Условия подчеркивали ее чувство зависимости и оставляли возможность, как и в прошлом, для русского вмешательства в отношения между султаном и его христианскими подданными. Таким образом, Высший совет султана, согласившийся на Турецкий ультиматум, теперь единодушно отверг Венскую ноту, предложив изменения и дополнения, которые были неприемлемы для России.

Британское правительство обвиняло Стрэтфорда в неудаче — даже потребовало его отставки. Тем временем ситуация все ближе склонялась к войне. В сентябре Стамбул охватили восстания и стихийные бунты. Шейх-уль-ислам, воодушевленный министром войны, санкционировал размещение в мечети прокламации с требованием объявления войны России. Сотни членов улемы при поддержке студентов-богословов составили манифест, в котором объявление священной войны было названо религиозным долгом султана. Встревоженные министры попросили помощи у иностранных послов, чтобы навести общественный порядок.

Франция, поскольку император Наполеон стремился ослабить внутренние проблемы внешними авантюрами, с самого начала заняла воинственную позицию в восточном вопросе. Теперь, продолжая эту политическую линию, французский посол в Порте, выразив опасение относительно безопасности иностранных резидентов, настаивал на согласии Стрэтфорда подвести к городу англо-французский флот. Его поддержал австрийский коллега. Стрэтфорд, одолев их всех, отказался нарушить конвенцию о проливах 1841 года, допустив к городу военные корабли. Он отлично знал, что это может привести к войне. Но условия позволяли сделать исключение в виде движения других судов между военно-морским флотом и столицей. Так он согласился на приход четырех пароходов, двух британских и двух французских, чтобы присоединиться к тем, что уже находились в бухте Золотой Рог. Их прибытие произвело желаемый эффект: бойцовский пыл угас, и виновные члены улемы отправились в ссылку.

Но только мирное решение Великого элчи не одержало верх. Еще до того, как информация о нем достигла Лондона, в середине сентября появились сведения об отказе царя принять турецкую версию Венской ноты. Одновременно министр иностранных дел лорд Кларендон узнал о собственной трактовке ноты русским канцлером Нессельроде, новость о которой утекла в германскую прессу. Касательно привилегий греческой церкви Нессельроде заявил, что по условиям ноты турки должны не только оставить привилегии неизменными, но также обязаны учесть активное внимание России к туркам, своим собратьям по религии. Это откровение раз и навсегда сорвало маску с истинных агрессивных намерений России в Османской империи, которые британское правительство стало понимать. Кларендон осудил такую трактовку, как неверную. Только теперь он признал, что Стрэтфорд с самого начала понимал: турки были правы, отвергнув Венскую ноту. Британская пресса выступила против царя и потребовала серьезных мер. Британское и французское правительства отказались от Венской ноты, осудив Россию. Последовало резкое изменение британской политики, которая теперь также сместилась чуть ближе к войне.

Посол Наполеона усилил французское давление в Лондоне полными тревоги сообщениями о мятежах в Стамбуле и объявил, что его правительство считает «настоятельно необходимым» немедленно поднять по тревоге флоты. Не дожидаясь отчета Стрэтфорда о ситуации, британское правительство отдало ему приказ, по его собственным словам, «перейти Рубикон». Премьер-министр Абердин осмотрительно подчеркнул протекционистскую природу своего решения и отверг наличие каких-либо враждебных намерений в отношении России. Но позже Кларендон сообщил, что решение было принято «не по требованию французского императора (которое до этого было дважды отвергнуто), но потому, что из-за действий России дальнейший шаг оказался неизбежным». У него почти не оставалось иллюзий относительно того, что мир еще можно сохранить.