Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Растущее давление на тягловые разряды населения неблагоприятно отразилось на демографической ситуации: с 1678 года по 1710 год число попавших в переписные книги дворов сократилось с 791 тысячи до 637 тысяч. Разумеется, не все 154 тысячи убылых дворов падают на первое десятилетие Северной войны. Однако есть все основания говорить, что пик падения связан именно с этим периодом. Известно, что в уездах, расположенных вблизи районов военных действий, число пустующих дворов достигало 40 %. Цифры, сопоставимые с разрухой времен несчастной Ливонской войны.

Если историки ощущают большие трудности с обобщающими цифрами, то в жалобах и в стенаниях современников, эмоционально выражающих свое недовольство, нет недостатка. Особенно если обратиться к таким своеобразным источникам, как челобитные. Изучать историю и делать по ним заключение — все равно что есть клюкву без сахара и удивляться, отчего кисло. Изначально это был жанр преувеличений. И все же к негодующим, протестующим и плачущим голосам нельзя не прислушаться. Это тоже характеристика эпохи, в которой стонут и жалуются все.

Вот отдельные голоса. Крестьяне: «Как Бог его нам на царство послал, так мы и светлых дней не видали. Тягота на мир, рубли да полтины да подводы; отдыху нашей братии крестьянину нет». Дворяне: «Какой он царь? Нашу братью всех выволок на службу, а людей наших и крестьян в рекруты побрал. Никуда от него не уйдешь, все распродали на плотах (судостроении), а сам он ходит в службу, и как это его не убьют? Как бы убили, так бы и служба минулась, и черни бы легче стало».

Кнутобойный характер подобных признаний несомненен. Пожелание смерти государю — преступление из разряда тягчайших. Чтобы произнести вслух подобные слова даже в узком кругу, нужны были причины действительно веские, а недовольство запредельное. Но рост материального бремени и служебных тягот — лишь одна, хотя и немаловажная сторона дела. Не менее болезненным оказался слом привычного уклада жизни. Жернова войны и реформ беспощадно перемалывали все то, что совсем недавно считалось неприкасаемым и незыблемым. Эта структурная ломка серьезно изменяла духовную и социальную составляющую общества. Кризис идентичности, вызванный отказом власти от многих традиционных ценностей, обернулся протестными настроениями и даже протестным поведением. Стрелка на барометре социального самочувствия различных сословий колебалась между надписями «переменно» и «буря». В этих условиях выступления против новшеств и правительственного курса, наконец, против самого инициатора преобразований — Петра I — были неизбежны. Удивляться, скорее, надо их относительной слабости, не сопоставимой с тяжестью и масштабом перемен.

Одним из первых, кто обратил внимание на это противостояние, был С. М. Соловьев. «…На стороне преобразователя были лучшие, сильнейшие люди, — писал он, — отсюда то сильное, всеобъемлющее движение, которое увлекало одних и не давало укорениться враждебным замыслам других; машина была на всем ходу; можно было кричать, жаловаться, браниться, но остановить машину было нельзя».

Сколь ни велик авторитет выдающегося историка, одно признание за Петром исторической правды и мощи государственного аппарата («машина… на всем ходу») вовсе не значит, что преобразовательному движению нельзя было воспрепятствовать. Не говоря уже о сомнительной ссылке С. М. Соловьева на присутствие в команде Петра «лучших людей». Уместнее причислить последних все же к людям энергичным, нахрапистым, а иногда и абсолютно бессовестным, о чем не раз писали критически относящиеся к окружению царя современники и позднейшие историки. Все эти качества, несомненно, давали им преимущества перед рефлектирующими противниками преобразований, большей частью ищущих идеал в безвозвратно уходящей старине. Однако едва ли эти обстоятельства объясняют долготерпение сословий. Скорее, более важными были привычка к покорности, восприятие самодержавной власти как власти, всегда и во всем правой и праведной, власти, которой нельзя противиться. Бесспорно, в отечественной истории государственная машина «на всем ходу» — сила огромная, равно созидательная и разрушительная, будь то «каток» Реформатора или Опричника. Но в каждом случае еще важны умонастроение сословий и их способность корректировать это движение. Последним сословия владели плохо или совсем не овладели по причине аморфности и ограниченности легальных механизмов воздействия на власть. Оппозиции, чтобы как-то успешно противостоять замыслам царя, необходима была легитимность. Не случайно антиреформаторские настроения так или иначе замыкались на царевиче Алексее. Только имя наследника давало противникам Петра санкцию на законность. Но это же обстоятельство оборачивалось слабостью оппозиции: Алексей был не той личностью, которого можно было противопоставить отцу. Оставалось одно — ждать, покуда все не переменится, то есть не вернется к исходному естественным путем: Петр сойдет в могилу, Алексей взойдет на престол и все отменит…