Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Само это избавление случилось в ночь на 9 октября 1707 года. Князь остановился с отрядом в пятьдесят человек в Шульгинском городке. Вечером к городку подошел со своими людьми Кондратий Булавин. Казаки, собравшиеся вокруг атамана, были люди тертые, много испытавшие, которых в приказном делопроизводстве обыкновенно называли «ведомые воры».

Многие имели фамилии-прозвища, каждое из которых — характер: Федор Беспалый, Никита Голый, Семен Драный, Иван Лоскут. Последний ходил еще со Стенькой Разиным «лет семь», то есть с самого начала его атаманства, еще до знаменитого похода на Каспий «за зипунами». Такое сообщество могло остудить клокочущую ненависть к карателям только пролитием большой крови. Она и пролилась. Заговорщики смяли караул, перебили поставленных по куреням людей Долгорукова. Сам князь погиб в станичной избе, похоже, не успев ничего толком сообразить. Нападавшие, подступив к окнам и двери, расстреляли всех находившихся внутри куреня.

После расправы над Долгоруким Булавин снискал горячие симпатии вольницы. В городках по Донцу его встречали хлебом-солью. Отряд быстро разросся до тысячи человек. Но своими решительными действиями Булавин поставил старшину перед необходимостью сделать выбор — или отмежеваться от взявших большую силу «воров», или открыто примкнуть к ним. Последнее для Максимова и его единомышленников означало еще попасть в зависимость к Булавину, популярность которого росла с каждым днем. К тому же старшина боялась разрыва с Петром. Предел ее мечтаний — прекращение сыска. Это было достигнуто. Дальше надо было любым способом помириться с царем, даже если этот способ — голова Булавина.

18 октября 1707 года у Закотного городка на речке Айдаре Максимов с верными ему казаками настиг и рассеял отряд Булавина. Известие о разгроме бунтовщиков успокоило царя. «Итак, сие дело милостию Божиею все окончилось», — обрадовал царь Меншикова в ноябре 1707 года.

Радость, однако, оказалась преждевременной. Сбили пламя — углей не затоптали. От наказания ускользнул главный зачинщик бунта — Кондратий Булавин. Он отправился в Запорожье в надежде найти здесь новых сторонников. Буйное низовое войско, не любившее Москву с ее самодержавными традициями и постоянными попытками стеснить их права и вольности, не прочь было тряхнуть царством. Призыв бить бояр, прибыльщиков и приказных особенно пришелся по душе молодым сечевикам. Запорожские гультяи даже лишили власти кошевого атамана Петра Сорочинского, вознамерившегося отказать Булавину. По территории войска пошли гулять булавинские «прелестные письма»: «Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с… атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным… погулять по чисто полю, красно походить, сладко попить да поесть… то приезжайте на черны вершины самарские» {7} 7 Место рандеву — истоки реки Самары, к месту под названием Черный лес. .

Булавинское красноречие сильно кипятило кровь запорожцев. Но даже сочувствовавший Кондратию Афанасьевичу новый кошевой атаман, Константин Гордиенко предпочел выждать. Булавин покидал Сечь с обещанием атамана примкнуть к выступлению, только если Кондратию удастся привлечь к борьбе калмыков и татар Белгородской и Ногайской орд. Отказано было Булавину и в намерении призвать в поход на Русь крымских татар. Гордиенко посчитал этот шаг не ко времени и просто не пустил в Крым мятежного атамана.

Все это время Петр требовал от Мазепы и запорожцев поимки «вора Кондрашки Булавина». Настойчивость царя легко объяснима: соединение донских и запорожских казаков грозило большими бедами. Запорожцы, в свою очередь, напоминая властям об очередном годовом жалованье, от выдачи Булавина уклонялись — мол, не кого было вязать. В Москве знали, что это неправда: Булавин спокойно передвигался по Сечи, вербуя с разрешения Гордиенко «охотников». Затем он переправился через Днепр и двинулся к Новобогородскому городку. Его войско быстро росло. Но еще быстрее росли притязания атамана, замешанные на желании прихвастнуть и заодно вселить неуверенность недругам. Согласно грамоткам атамана, с ним шли уже семь тысяч донских казаков, шесть тысяч запорожцев, пять тысяч татар. Трудно сказать, что больше напугало властей — завораживающая магия больших цифр или действительные данные, получаемые от лазутчиков. Но воеводы испугались. Лейтмотив их обращений в центр — скорее шлите подмогу. Киевский воевода Д. М. Голицын стал слезно вымаливать у царя хотя бы один полк, потому что «мне без людей одною особую что можно было учинить?». Царь внял голосам воевод и послал против повстанцев… два полка. Нет смысла спорить о том, мало это или много. Важно другое: отныне воевать с Карлом XII приходилось с уроном в два полка.