Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Даже Петр с его рациональным складом ума и утилитарным отношением к религии испытывал из-за подобной альтернативы чувство неуверенности. Пришлось действовать с поистине византийской изощренностью. Шведскому посольству был оказан пышный прием. Были подтверждены все прежние договоренности. Но крест целовать царь наотрез отказался. Объяснение было следующее: мол, по восшествии на престол царь уже клялся соблюдать все договоры, а на Руси дважды не клянутся.

Петру и его дипломатам удалось успокоить шведов, пытавшихся избежать обострения отношений с Москвою. В канун Северной войны из Швеции были даже получены 300 орудий для флота. Щедрый дар, естественно, был сделан не без умысла: Россию подталкивали на продолжение борьбы с турками и крымцами. Дар был принят, но какова оказалась благодарность?

В ответ на шведское посольство в Стокгольм направили посольство князя А. Я. Хилкова, которое должно было разговорами о дружбе и вечном мире усыпить бдительность министров Карла XII. Все это выглядело, мягко говоря, не особенно достойно. Позднее прямодушный шведский король обвинил Петра и своего кузена (их матери, датские принцессы, были сестрами) Августа II в вероломстве и взял на себя роль мстителя, которому Бог поручил наказать правителей-клятвопреступников. Среди нескольких версий, объясняющих необычайное упрямство, с каким Карл преследовал своих противников, есть и версия возмездия: возомнив себя орудием Бога, король вопреки собственным интересам уже не мог и не желал остановиться {4} 4 Поведение Петра, решившего перехитрить Карла XII, — вполне «нормальное» с точки зрения тогдашней дипломатической практики. Не был царь удручен и трагической судьбой князя Хилкова, главы русского посольства, которому изначально предстояло расплачиваться за обман. Князю не суждено было вернуться домой. С началом войны он был арестован и просидел в Швеции до самой своей смерти — 15 лет! Судьба Хилкова — яркий пример того, когда подданный, даже высокородный, приносился без колебаний в жертву «государственной пользе». . Выглядит она вполне правдоподобно: для человека, державшего в кармане портрет Густава II Адольфа, а в изголовье — Евангелие, подобный мотив был очень значим.

…Пока посольские дьяки пытались водить за нос Бергенгельма, в Москве под большим секретом — стороны даже встречались по ночам — начались еще одни, настоящие переговоры с посланцем Августа — генералом Карловичем. Здесь если и пытались надуть, то не в отношении мира или войны, а в смысле возлагаемых друг на друга обязательств и раздела еще не завоеванных, но уже поделенных шведских провинций. Петр потребовал подтверждения своих прав на Ингрию и Карелию, о чем была достигнута устная договоренность еще в Раве Русской. Карлович подтвердил обещание своего государя. Позднее датский посол Хейнс также признал права царя на эти территории. Петр объявил союзникам, что вступит в новую войну только после подписания мира с Турцией. Союзников такое заявление не обрадовало, но царь был настроен решительно, и с этим скрепя сердце пришлось согласиться. Впрочем, в ноябре 1699 года, при подписании русско-саксонского договора царь все же пообещал выступить против Швеции не позднее апреля 1700 года. В декабре Москва и Копенгаген обменялись соглашениями. Северный союз окончательно оформился.

Так кончался 1699 год — последний мирный год в истекающем воинственном XVII столетии. До Полтавы оставалось чуть меньше десяти лет.

11 февраля 1700 года саксонская армия под командованием генерала Я. Х. Флемминга перешла границу шведской Лифляндии и устремилась к Риге. Два месяца спустя 20-тысячная датская армия вторглась во владения союзника Швеции, гольштейн-готторпского герцога. Так же, как и его кузен Август, Фредерик IV начал боевые действия без объявления войны, чем, кажется, даже обрадовал Карла XII: перед ним открывался шанс стать не просто героем, а благородным героем, наказывающим еще одного коварного врага.

Однако начавшаяся Северная война сразу же пошла не по сценарию союзников. Саксонцы и датчане увязли: первые под Ригой, взять которую с ходу не удалось, вторые — в Голштинии, под Тённингемом. Это сразу же подняло акции Петра — он стал очень нужен. В июле в Москве объявился посланец саксонского курфюрста, барон Ланген с поручением поторопить царя со вступлением в войну. Но Петр остался верен себе. Да, ничего другого он так не желает, как помочь своим союзникам, но «заключение мира [с турками] задерживается». Он уже приказал своему послу в Константинополе искать мир всеми способами, «даже и к собственной невыгоде», однако известий об успехах пока нет.