Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

В своем экскурсе о Персии Аммиан Марцеллин также указывает на эту преемственность, напоминая, вслед за Юстинианом, о легендарных истоках династии, с помощью весьма неточной формулировки: "Когда Александр почил в Вавилоне, персы вытащили на свет парфянские имя Арзаса, неизвестного человека, который, будучи вожаком разбойников, стал, благодаря целой череде подвигов, знаменитым основателем династии" [12] Аммиан Марцеллин XXIII.6.2; Юстиниан XLI.4. .

Древние авторы также свидетельствуют о заимствовании или сохранении парфянами ахеменидских обычаев. Хорошо известный благодаря целой серии текстов [13] См. ниже. Глава VIII. обычай Великих царей пить воду только из Хоаспа приписывается Плинием парфянским царям [14] Плиний XXXI.21.35. . Со своей стороны, Страбон упоминает о том, что парфянские цари меняют свою резиденцию в зависимости от времени года, проводя зиму в Ктесифоне [15] XVI.1.16. . Атеней устанавливает их преемственность с Великими царями, утверждая, что "это были первые люди в истории, которая стали знаменитыми благодаря своему роскошному образу жизни (tryphe)". Персидские цари были первыми, кто жил таким образом, переезжая из резиденции в резиденцию: "Таким же образом парфянские цари живут весной в Рее, зимуют в Вавилоне и проводят остальное время в Гекатомпиле" [16] ATeneftXII.513f. . Говоря о прибытии Дария III в Экбатаны, Квинт Курций пишет совсем естественно: "Это столица Мидии: в настоящее время она занята парфами, которые живут там летом" [17] Квинт Курций V.8.1. . И, читая Диона Хризостома, довольно трудно решить, приводит ли он воспоминание о поездке Великого царя или говорит о поездке парфянских царей [18] Дион. Речи VI. 17. . Таким образом, легко понять, что в пародийном произведении, где он представляет новое завоевание Александра, осуществляемое честолюбивым афинянином, Лукиан смешивает очевидные реминисценции "Анабасиса" Ксенофонта и древних авторов, писавших об Александре (в том числе, вероятно, Арриана) с очевидными ссылками на парфянского царя, чья столица находилась в Ктесифоне [19] Лукиан. Судно, или Пожелания 28–39. . В конечном счете Лукиан не более точен, чем иные его современники, и он не ставит историческую точность своей целью: таким образом, он без проблем может приписать Аршакидам столь прославленный у греков золотой платан ахеменидского двора [20] Лукиан. Sur un appartement § 5 (HEP 248–249) .

В политических и морализаторских целях древние авторы проводят параллели между Дарием, персами и парфянами, живущими в роскоши и сладострастии, с одной стороны, и с другой стороны - между Александром, Дарием и персами (выделяя тот факт, что Александр проник в страну парфян). Захватив власть Дария, представляясь в качестве мстителя за него и перенимая обычаи ахеменидского двора, Александр в римской историографии сам превратился в Великого царя, в Дария.

Начнем с очень известного пассажа политической фантастики, принадлежащей перу Тита Ливия, где обнаруживаем сравнение между парфянами и Александром: он серьезно утверждает, что их известность и могущество безотчетно подчеркивается "греками, озабоченными восхвалением славы парфян в ущерб римлянам". Автор сам является опытным пользователем exempla и представителем племени писателей нравоучительных историй, что ясно видно из того же его предисловия. Он намеревается "мысленно проследить за постепенным ослаблением дисциплины, начиная с первого отхода от обычаев, что постепенно стало нарастать со скоростью лавины день за днем, и в результате их падение в последнее время стало столь сильным, что средство против этого зла стало столь же нестерпимым, как и само зло". Для него бесспорно, что зло стало результатом внешних завоеваний, в особенности после побед, одержанных Манилием, и его триумфа по возвращению в Рим в 187 году до н.э.:

"Роскошь иностранных наций вошла в Рим именно с азиатскими армиями; именно она ввела в город кровати, украшенные бронзой, ценные ковры, вуали и тонкие ткани... Именно в эту эпоху на пирах стали появляться певицы, женщины-арфистки и комедианты для развлечения гостей... повара, которые были для наших предков самыми последними и наименее полезными из рабов, стали наиболее дорогими, и подлое занятие стало называться искусством" [21] Тит Ливии XXXIV.6.7–9: luxuriae enim peregrinae origo ab exercitu Asiatico invecta in urbem est. ...

Экскурс в эпоху Александра сильно пропитан этими представлениями о прошлом. Тит Ливии хочет объяснить, почему, если бы Александр хотел атаковать Италию, он не имел бы никаких шансов на победу: что он оказался бы лицом к лицу с римлянами, которые в тот момент не были испорчены азиатской роскошью. Иными словами, параллельные воспоминания об Александре и Дарий появляются у него в рамках размышления о негативных изменениях в римских нравах.