Лев Прозоров - Кавказский рубеж. На границе с Тьмутараканью

Иногда аль Масуди, полагаясь на информаторов, выдавал и не такие нелепицы: так, перечисляя славянские народы и их правителей, он, как здравствующих, упоминает Дира (аль Дир) и Олега (аль Олванг), в то время как к моменту написания аль Масуди своего труда оба государя не первый десяток лет отдыхали от трудов земных в недрах курганов. Сведения, как, несомненно, выразился бы незабвенный буфетчик из булгаковского «Варьете», Андрей Фокич Соков, второй — если второй! — свежести.

Напомню — скандинавы, которым согласно норманнисткой догме, обязаны быть русы начла X века, на конях не сражались ещё в XIV — ни хорошо ни плохо, вообще никак! И места для коней на их драккарах не было. Зато на кораблях вендов, балтийских славян — было.

На самом деле норманнские саги «отказываются» опознать в Ольге скандинавскую «Хельгу», передавая её имя неудобопроизносимым Аллогия. С. А. Гедеонов указывает на существование имён Олег и Ольга у чехов, а также на славянские имена вроде Ольгост, литовские Ольгерд и Ольгимунт. Однако, скорее всего, всё много проще — ещё Ломоносов, а затем Костомаров указывали, что имена эти самым естественным образом возникают по принципу других русских отглагольных имён на «О» — Ощера, Овид, Ольстин, Олисава. О-лег — тот, кто «ОбЛЕГчил», «освободил» — летописный Олег освобождает славян от хазар и возлагает на них «дань легкую». Древнерусский глагол «ольгчити» и обозначает — освободить, смилостивиться и т. д. Отсюда же «лёгкий», «льгота», «вольготный», древнее «льзя» и современное «нельзя». До какой ж степени надо быть оглушённым норманнистским дурманом, чтобы выводить это кричащее о своём славянстве имя-прозвище от заморского «хельги», даже вопреки свидетельству скандинавских саг!

Никого не хотел бы обижать зря, но еврей и норманнист С. Шехтер обнаруживший (?) «документ», отвечает, по крайней мере, половине этих условий.

Как легко заметить, норманнов в этом списке нет.

Следует обратить внимание — топор попал не в перечень оружия, а в список инструментов. В отличие от норманнов с их любимыми секирами, русы не слишком жаловали боевые топоры: былины их вообще не знают, в летописи же знатный рус пользуется топором лишь на охоте да при подавлении мятежа взбунтовавшихся данников.

Маги в данном случае — зороастрийские жрецы, чьи священные Огни были любому азербайджанцу времён Низами отлично знакомы.

Между прочим, прозвище «старый» тоже говорит о многом. Во времена, когда все исповедовали культ предков, а золотой век уверенно располагали в прошлом, слово «старый» имело совершенно иное значение. «Старый» означало не «ветхий», «дряхлый» и тем паче не «плохой», «устаревший». «Старый» значило «лучший» — вспомним «старого казака Илью Муромца», летописная «старая чадь» — синоним «лучшей чади», соответствующей, в свой черёд, «лучшим людям» позднейшего времени.

Подлинная подоплека этих событий рассматривается мною в книге «Святослав».

Но, возможно, прихватив с собой нефть — не ею ли были начинены «огненные птицы», взлетевшие вскорости над деревянными стенами Искоростеия?

Уж не результат ли опытов по изготовлению «греческого огня»?

Историю князя Олега — «Аллигико» — передают и записанные Ш. Б. Ногмовым адыгейские предания. Правда, в них он, схваченный и увезённый за море, оказывается пленником в «Саркале»-Саркеле. Очевидно, так отразилась в адыгейских легендах память о пленении князя хазарами. Союзником его оказывается в предании татарский хан — конечно, указание на союз Олега «Горнсланича» с половцами.

Неграмотные русские крестьяне пользовались пиктограммами и в XX веке, а в X в языческом Новгороде некий мечник Полтвец, сделав надпись на деревянной бирке (вот оно, письмо, которое режут на кусках дерева!), вынужден был добавить к ней для неграмотных символ своего звания — меч и княжеский знак — в ознаменование своей службы князю.

Балду могли попросту звать Балдой — многие имена и прозвища русов и славян были не благозвучней. Вольно нам помнить Святославов и Ратиборов, но летописи и старинные грамоты хранят память и об Оловянцах, Тупочелах, Кочкарях и прочих Умойсягрязью, Пестокрадах и Розвалигородах.

На самом деле Владимир Святославич , правивший в Киеве на Днепре , приходится только тёзкой Владимиру Всеславичу Красну Солнышку, былинному князю, правившему в Киеве на Дунае , и никакой другой связи между ними нет, что будет подробно показано в одной из моих книг.