Лев Ельницкий - Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII—III вв. до н.э.

Для древнейшего же периода представление об архаическом рабстве усложняется еще и тем, что наряду с ним существует, как очень близкое ему и весьма распространенное [117] явление, институт патроната–клиентелы, предполагающий, видимо, различные степени фактической зависимости клиента от патрона. Кроме того, существует положение «терпимой свободы» [2], распространяющееся на всех hostes, т.е. попавших в сферу римского владения чужеземцев [3]. Не менее существенно впрочем и то, что в рамках гентильного права, господствовавшего в римской социальной практике вплоть до IV—III вв. до н.э., понятие liberus весьма близко соответствовало понятию libertus и существовало юридически как обозначение родича–домочадца, находящегося по отношению к pater familias в состоянии объекта не dominicia potestas, a patria potestas [4]. Практическая же разница между этими юридически совершенно не одинаковыми состояниями могла сводиться к нулю, имея в виду свободу для pater familias продажи (или отдачи в аренду) filius familias, быть может, даже и без тех ограничений, какие были наложены на нее законами XII таблиц [5].

Вызываемая неопределенным характером самих зависимых социальных состояний и отсутствием сколько–нибудь определенных и четких границ между ними, терминологическая путаница свойственна не только исторической, агрономической и другой литературе, но также юридическим сочинениям и эпиграфике. Уже отмечалось, что римляне, так же как и греки, не всегда и далеко не отчетливо различали разные степени зависимости и подчинения. Юридически вольноотпущенник в известном отношении приравнивался к рабу (равенство в некоторых случаях юридического положения servus и libertinus (libertus) вытекает из текста lex Cincia 204 г. до н.э., [6]где речь идет о quis а servis quoque pro servis servitutem servierunt — место, к которому Павел добавляет: servis libertini continentur). Возникновение этих юридических норм относится к эпохе начальной [118] республики, если не ранее. Моммзен [7]полагает, что упомянутые нами выше рабы–ремесленники из Калес, Рима и других мест в действительности были вольноотпущенниками, поскольку надписи, составленные ими, ставят их в положение известной хозяйственной и юридической самостоятельности. Мысль эту следовало бы признать справедливой, если бы не были известны другие (на греческой и римской почве) эпиграфические памятники, касающиеся рабов, обладавших не меньшей, а то и большей юридической и экономической активностью [8].

Эта смутность юридических норм, касающихся клиентов и рабов раннереспубликанской эпохи, в которых не могли разобраться даже современники, вытекала, видимо, из фактической неопределенности границ между тем и другим состоянием. Ливий (VII, 27, 8 сл.) сообщает, например, что при взятии Сатрикума у вольсков в 346 г. до н.э. добыча была отдана солдатам. Помимо этой добычи, имелось 4 тыс. dediti. Их, закованных в кандалы, консул прогнал перед триумфальной колесницей. А затем, распродав их, он отдал большую сумму денег в казну. Ливию, видимо, подобный поступок консула кажется неправомочным, и он замечает, что некоторые историки (так же, должно быть, как и он сам) думали, что масса пленников состояла из рабов, и последнее представляется ему более вероятным, чем то, что dediti могли быть распроданы как рабы. Однако в середине IV в. до н.э., вероятно, еще господствовали представления о клиентеле, сильно отличные от тех, какие сложились к концу республики. Тогда (и в еще более раннее время) факт продажи в рабство находящихся in ditione лиц не представлялся невероятным [9]. Положение [119] пленников, видимо, в какой–то степени определялось волей военачальника и обстоятельствами, связанными с возможностью и необходимостью продажи их в рабство или сохранения в качестве клиентов под чьим–либо патронатом.

Употребление термина servi по отношению к лицам, которые в силу общих представлений о рабах не должны, казалось бы, принадлежать к этой категории, подтверждает уже упоминавшаяся надпись II в. до н.э. из Испании Дальней [10]. Моммзен в примечании к этой [120] надписи [11]полагает, что речь идет о клиентах римского государства. По отношению к ним могло быть употреблено обозначение servi с одновременным указанием на находящиеся в их владении территории. Может быть, речь шла о приложении к названной общине представлений, связанных также и с примитивной формой государственного рабовладения (ср. выше, стр. 45), о привлечении такого рода рабов к военной службе, аналогично этрусским пенеcтам, а в особенности же тем летам или инквилинам из числа германцев и сарматов, которых римская администрация расселяла по окраинным провинциям на условиях такого же примитивного рабства, о чем речь идет более подробно несколькими страницами ниже. Положение названного в надписи пункта в районе Гадеса, при стратегической и коммерческой важности его для Рима, делает такое предположение достаточно вероятным [12].