Вадим Кожинов - Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

И поэт взывал к мужеству и бдительности Горчакова: "...В настоящее время союз с Австрией или какой бы то ни было постыдный полувозврат к этому союзу не имеет более определенного и особенного смысла и значения, но подчеркивал поэт, - сделался как бы кредо всех этих подлостей и посредственностей, как бы лозунгом и условным знаком всего антинационального по эгоизму или происхождению...

И вот эти-то люди являются вашими естественными врагами... предупреждал Горчакова Тютчев. - Они не простят вам разрушения системы, которая представляла как бы родственные узы для всех этих умов, как бы политическое обиталище всех этих убеждений. Это - эмигранты, которые хотели бы вернуться к себе на родину, а вы им препятствуете..."

Далее Тютчев указывал, что "перед лицом создавшегося положения" Горчаков "нуждается в более твердой точке опоры, в национальном сознании, в достаточно просвещенном национальном мнении, а тут, как нарочно, неумелость или взаимные предубеждения позволили накопиться недоразумениям между печатью и правительством...

Одним словом, князь... нет против среды, осаждающей и более или менее угнетающей вас... нет, говорю я, другой точки опоры, другого средства противодействия, как во мнении извне, в великом мнении - в выражении общественного сознания... Но для этого нужно разрешить ему высказаться и даже вызывать его на это..."

И Тютчев заключал письмо вполне конкретным предложением: "Я еду, князь, на три или на четыре дня в Москву. Я увижу кое-кого из этих господ... Что хотите, чтобы я им передал?" (поэт имел в виду знакомых ему московских редакторов журналов и литераторов).

И позднее Тютчев сумел в полной мере осуществить поставленную им перед собой задачу. В 1863 году он с обычной для него при разговоре о самом себе иронией, но не без известной гордости, сообщал жене из Москвы, где он провел полтора месяца (письмо от 1 августа): "Здесь я жил в самом центре московской прессы между Катковым и Аксаковым, служа чем-то вроде официозного посредника между прессой и Министерством иностранных дел. Я могу, в сущности, смотреть на свое пребывание в Москве, как на миссию, - не более бесполезную, чем многие другие..."

Взаимоотношения Тютчева с М.Н.Катковым (1818-1887), редактором газеты "Московские ведомости" и журнала "Русский вестник", - сложный и острый вопрос уже хотя бы потому, что Катков известен как крайний "реакционер" в политике и идеологии. Правда, эта репутация окончательно сложилась не тогда, когда Тютчев имел с ним более или менее тесные отношения, но позднее, в конце 1860-х и особенно в 1870-х годах.

Катков прошел долгий и сложный путь. В сороковые годы он был учеником и соратником Белинского, а в пятидесятых выступал как заведомый "либерал". В 1855 году не кто иной, как Чернышевский, назвал его "очень замечательным мыслителем". В 1859 году Катков дружелюбно встречался в Лондоне с Герценом (хотя вскоре они резко разойдутся). Нельзя не сказать и о том, что в журнале Каткова "Русский вестник" были опубликованы такие основные художественные произведения эпохи, как "Губернские очерки" Щедрина, "Накануне" и "Отцы и дети" Тургенева.

С годами Катков все более "правеет", но до конца 1870-х годов он постоянно печатает лучшие произведения Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова, Лескова и других крупнейших писателей и поддерживает с ними тесные связи, хотя и не без конфликтов.

Тютчев, несмотря на некоторые точки соприкосновения с Катковым, никогда не был его единомышленником, а в целом ряде важнейших моментов самым решительным образом расходился с ним.

Так, одной из основ катковской идеологической программы было установление господства "классического образования", которое долженствовало сковать с самого начала свободу и широту мысли, ввести духовную жизнь молодежи в узкие и канонические рамки. Между тем Тютчев в письме к дочери Анне безоговорочно утверждал, имея в виду Каткова и его единомышленников: "...Их так называемое классическое образование - это всего-навсего система всеобщего отупления. Благодаря дуракам Россия оказалась в руках педантов".

При этом данная программа была в глазах поэта прямым и последовательным воплощением всей сути Каткова как идеолога. Так, он писал Анне же о Каткове и его ближайшем сподвижнике, П.М.Леонтьеве: "Зная обоих лиц... можно было a priori ожидать всяческих чрезмерностей, в особенности же в так называемой классической системе, которая всегда представлялась мне самым жалким из недоразумений, одним из тех устаревших предрассудков, которые обличают в тех, кто еще его принимает, лишь расположение к мономании. А это-то расположение достаточно уже высказало себя в лицах, о которых идет речь, даже в сфере их публицистической деятельности... Они вносят в это дело (образования. - В.К.) тот же дух исключительности... и те же чрезмерности, как и во все, что от них исходит". В письме к жене от 9 июля 1866 года Тютчев с предельной резкостью сказал о Каткове, что "для журналиста... очень неудобно позволить себе страдать галлюцинациями больного воображения".