Генрик Сенкевич: Нет пророка в своем отечестве

– А, – сказал мой приятель, услышав это заглавие, – «Nul n'est prophete en son pays!» [1] Нет пророка в своем отечестве! (франц.). Почему бы не назвать по-французски?

– От души бы рад, да как-то не подходит.

– Почему же это может не подойти? – спросил он. – Ты, cher [2] Дорогой (франц.). Воршилло, только начинаешь свою литературную карьеру; твое имя еще никому ничего не говорит. Pardon [3] Извини (франц.). , мой дорогой, но оно еще ничего не говорит. Я поручусь, что половина читателей только тогда возьмет в руки твою повестушку, если ты назовешь ее по-французски.

И я подумал: кажись, он прав – название для повести все равно что имя для человека. Приятель мой обладает большим остроумием и опытом, – и это он меня научил, что имя для человека так много значит. Я сам некоторое время не мог решить этот вопрос, как, впрочем, и много других.

– Надо иметь отправную точку, – сказал он мне. – Есть у тебя, Воршилло, отправная точка?

– Как ты сказал?

– Никогда не спрашивай «как ты сказал?». Это отдает дурным тоном! Ты ведь заметил, что люди дурного тона часто повторяют: «Как, как ты сказал?»

– Заметил.

– Извини, что я говорю тебе такие вещи. Но я ввел тебя в дом к господину X., к нашему знаменитому В., к графу М. – словом, в лучшее наше общество; если хочешь быть туда вхожим, обязательно надо гнуться.

– Но о чем ты все-таки меня спрашиваешь?

– Есть ли у тебя отправная точка, принципы. Вчера я видел, как, разговаривая с князем Ц., ты бог знает как скривил лицо и стал ковырять пальцем в ухе. Это неуважение и доказывает, что у тебя либо совсем нет принципов, либо, еще хуже, они у тебя превратные.

Я ужасно покраснел и рад был бы уже признать, что принципов у меня вообще нет.

Но не пугайся, о читатель! Мой друг вооружил меня принципами, которых я неуклонно придерживаюсь до сего дня. И если ты их не обнаружишь в моем повествовании, то виною тому будет скорее неумелое мое перо, чем недостаток благих намерений.

А теперь я могу приступить к самому рассказу. Много пишут повестей, где героями являются такие люди или даже целые общественные круги, что каждый благовоспитанный человек, упоминая о них, всегда добавит: «С позволения сказать».

Я сам слышал, как жена сенатора К., представляя известного артиста В. госпоже Л., сказала:

– Разрешите представить вам господина... pardon, quel est votre nom? [4] Простите, как ваша фамилия? (франц.). А!! Господина В. ...Mais il a assez de talent pour nous amuser [5] У него достанет талантов, чтобы нас позабавить (франц.). , – добавила она тише.

Талант может заменить собой знатную фамилию и открыть врата, обычно запертые для canaille [6] Чернь (франц.). . Надо только уметь гнуться. К несчастью или к счастью, но наш герой не был ни поэтом, ни художником, ни музыкантом, ни скульптором – в общем, он не был длинноволосым любимцем муз; не было у него ни имения, ни положения; не был он сановником, не обладал необыкновенным остроумием, едва ли был красив, – короче, он не имел ничего, о чем сказано выше.

– Что же он имел?

– Двадцать семь лет.

– О, это немного.

В том-то и дело, что лет ему было немного; он был молод. Но кое-что у него было сверх этого: между местечком М. и Хлодницей, собственностью господ Хлодно, ему принадлежал Мжинек.

– Qu'est-ce que c'est que ca? [7] Что это такое? (франц.).

– Тоже не бог весть что. Домик с заросшими кустами орешника, садом у речки, текущей вдоль тенистого берега, а кроме того, три, да еще и неполные, влуки [8] Влука – мера земли (около 16 1/2 га). земли.

Но и это еще не все: было у него еще и нечто третье, что дало бы ему (если бы он того хотел) известное положение в свете.

Его звали Вильк [9] Волк (польск.). Гарбовецкий.

Кто хоть немного знаком с историей, тот, возможно, слышал о Гарбовецких, которые в тарногродской битве мужественно сражались с саксонцами. Я, признаться, не знал, носили ли они прозвище Вильков, но приятель, о котором я говорил, просветил меня. Он, как человек весьма peritus [10] Сведущий (лат.). в геральдике, утверждал, что у нашего героя было в роду около пятнадцати сенаторов, а прозвище Вильк эта семья получила в древние времена за какой-то геройский подвиг. Весьма возможно, что сам Вильк Гарбовецкий, которого я знал, ничего о том и не ведал и даже не вменял себе в особую честь, что звали его Вильк Гарбовецкий.

Со стыдом должен признать: наш герой не дорожил своим происхождением. Временами, однако, в нем вскипала благородная кровь; к сожалению, он утверждал, что это не благородная кровь, а оскорбленное чувство собственного достоинства. Однажды, например, богатый фабрикант чулок, в доме которого снова со стыдом сознаюсь – Вильк давал уроки, водил его по своим апартаментам.