Вадим Кожинов: Пятый пункт. Межнациональные противоречия в России

Тема России волнует меня уже лет тридцать. Подлинным обращением к русским корням я обязан Михаилу Михайловичу Бахтину, которого считаю своим учителем. Бахтину во время революции было всего 22 года, а в 1928 году его арестовали, и казалось, его навсегда вычеркнули из жизни. Много позже говорили, что он, будучи репрессирован, давно умер. Но тем не менее мне удалось установить, что он жив и живет в Саранске (жить в столицах ему категорически запрещалось). И я поехал туда к нему.

Что меня потрясло? Я думал, что еду к человеку, который сломлен, которого мне надо будет утешать, выражать сострадание… Ничего подобного. Я нашел Бахтина в сознании собственной силы и уверенности. И вскоре один из моих друзей, пораженный его мужеством, спрашивал, как жить, чтобы быть таким же.

И действительно, одно дело — читать книгу, другое — общаться с человеком, который, и это признано сейчас во всем мире, является одним из крупнейших мыслителей XX века. Бахтин принадлежал к младшей ветви той плеяды русских мыслителей, имена которых сейчас воскрешают. Булгаков, Бердяев, Розанов, Флоренский. От них принял эстафету Бахтин. После встречи с ним и для меня жизнь, общество, история как бы осветились иным, новым светом. Бахтин стал для меня живым мостом, связью между прошлым и настоящим. Именно общение с ним заставило серьезно задуматься о коренных проблемах русской жизни, своеобразии русского национального сознания. Ну и, наконец, видимо, пришел час, когда возникла потребность и необходимость поделиться своими размышлениями на эту тему. В своих последних работах я пытаюсь, анализируя русский характер, нравственные идеалы нашего народа, понять не только прошлое и настоящее, а также и увидеть, в чем состоит будущее России.

Корр. «Русская идея»…Большинство людей имеют весьма смутное представление о предмете нашей беседы. У одних «русская идея» ассоциируется с лаптями, малахаем, щами, кафтаном, обществом «Память», домостроевскими или монархическими порядками, с возвратом в какое-то далекое допотопное прошлое. Для других «русская идея» связана с претензией на идеологическую монополию, на владение истиной в последней инстанции, очередное обоснование права диктовать всему миру правила поведения. Третьи «русскую идею» понимают как стремление отгородить страну непроходимой стеной от чуждого «разлагающего» и «тлетворного» влияния. Защитники «русской идеи» в теперешнем массовом сознании предстают в образе чудаковатого в своей ограниченности, а порою опасного радетеля старины, спор с которым с самого начала невозможен ввиду отсутствия серьезного предмета для самого спора.

В. Кожинов.Все, что вы говорите, напоминает мне испорченный телефон. «Русская идея» не имеет, конечно, ничего общего с желанием увидеть россиян шагающими по улицам городов и сел в лаптях, со стремлением вернуть их к допетровским или каким бы то ни было временам. Она также ничего не имеет общего с навязыванием в какой-либо форме другим народам собственного нравственного закона.

Кстати, о значении выражения «Москва — Третий Рим». Бердяев совершенно без всяких на то оснований попытался вывести идею III Интернационала из идеи «Третьего Рима». Но между ними нет ничего общего, кроме, пожалуй, цифры «3». Если деятельность III Интернационала так или иначе была связана с идеологической экспансией, идея «Москвы — Третьего Рима», напротив, являлась изоляционистской. После того как Рим стал католическим, а Византия пала под ударами турок, средневековая Русь осознала себя главной носительницей истинных христианских ценностей. Когда монах Филофей писал царю: «Два Рима падоша, третий стоит, а четвертому не быти», то за этим стояло стремление оградить страну от воздействия внешних сил, очертив себя, как это делает в гоголевском «Вие» Хома, своеобразным магическим кругом.

Разумеется, идея «Третьего Рима» была утопической, и Россия через некоторое время эту идею отвергла. Петр I открыл окно на Запад и тем самым как бы признал Европу «четвертым Римом». Вот как обстояло дело. А между тем слова о «Москве — Третьем Риме» и уже не на бытовом уровне, а в «серьезных» работах используются для «разоблачения» «русской идеи».

Нельзя «русскую идею» трактовать и как стремление изолировать нашу культуру. Приобщение к мировой культуре в самых разных ее проявлениях всегда было для нас естественным и необходимым. Другое дело, что необходимо бороться с бездумным перенесением западной культуры на нашу почву, копированием ее, особенно когда речь идет об эрзац-культуре, которая в полном смысле слова культурной и не является. Ведь встреча с настоящим искусством требует от человека сотворчества, определенного уровня духовности. А поп-музыка, фильмы ужасов и т. п. в большинстве своем представляют собой особую форму наркотика, где задействованы не высшие свойства человеческого духа, а лишь ловко использованы особенности его психофизиологии.