Эвелин Уэллс - Нефертити. Повелительница Двух Земель

При всем том они вполне осознавали свое положение как царя и царицы. Хотя придворная жизнь в Фивах не слишком сковывалась рамками этикета, ее нельзя было назвать и чересчур свободной, существовало множество правил, которые требовалось соблюдать.

Нефертити была хорошо подготовлена к своему новому положению. Фивы знали ее мягкой и веселой девочкой. Теперь же она появлялась на публике как пристало богине и царице. Царица Тиу, Ай и его жена – все помогали ей по мере сил.

Эхнатону не было нужды меняться. Он родился богом, к тому же в течение нескольких лет был соправителем своего отца. Еще мальчиком он обладал редким чувством собственного достоинства и посвящал много времени поэзии и мистицизму. Получение абсолютной власти лишь усилило эти увлечения. Мистик боролся в нем с человеком. Он все еще писал любовные стихи Нефертити, но внутри него уже зарождалась иная, более великая поэма, которая должна была изменить историю Египта.

Бывали случаи, когда эти двое самим своим присутствием должны были внушать благоговейный страх. Неподвижные и суровые, как статуи, сидели они при слушании государственных дел, встречах с великим визирем и представителями знати, на разбирательствах судебных тяжб и богослужениях, при приеме послов иностранных государств. Рука об руку они стояли во время «публичных появлений», принимая оказываемые им бесконечные выражения почтения. Им приходилось заучивать традиционные речи, составленные так, чтобы сравниться по значимости с теми, кто находился перед ними и буквально «ползал по земле», потому что они были хозяевами мира и принимали свою счастливую судьбу как часть своих божественных прав.

Они знали литании, ритуалы, процедуры и молебны. Многие их обязанности имели религиозную основу и исполнялись вместе со жрецами Амона.

Затем, покончив с государственными делами, они могли и поиграть, как обычные счастливые дети. Все египтяне старались продлить детство, если у них была такая возможность. Эти двое, находящиеся между юностью и зрелостью, легко совмещали легкие дружеские отношения с отношениями мужа и жены.

Царство, которое они унаследовали, было страной удовольствий, увеселений, мелких и крупных праздников и глубокого религиозного чувства. «Отвратные» Фивы, как назвал их Гомер, были известны как город тысячи наслаждений. Игры, танцы, музыка и пиры были частью их повседневной жизни. Как супружеская пара, они могли участвовать в бесконечных праздниках и банкетах, количество которых еще больше увеличилось во времена царствования Аменхотепа III, чье правление отличалось роскошью и бесконечными развлечениями, что позволило Бристеду назвать его Аменхотепом Великолепным.

Молодые правители были первыми среди своего двора, который по роскоши, богатству и веселью мог сравниться лишь с французским двором во времена Бурбонов или Римом во времена правления Медичи.

Нигде больше жизнь не протекала так счастливо, с таким комфортом и изяществом, как в Фивах. Даже относительно небогатый дом выглядел куда более роскошным, нежели большинство наших домов сегодня. Семьи богатых, знатных или занимающих высокое положение людей вели жизнь сибаритов.

Они принимали гостей в необъятных, украшенных колоннами залах. Помимо залов, в домах было множество жилых комнат, столовых, покоев для омовения и спален. Все они были прекрасно обставлены, снабжены вентиляцией и туалетными комнатами. Каждый дом был окружен садом.

Богатые спали на дорогих кроватях под тонкими простынями с крестообразными каменными или стеклянными подставками под головой. А бедняки съеживались на земляных полах своих грязных, с низкими потолками комнат в фиванских трущобах. Но даже у тех, кто арендовал жилище, готовил и согревался у керамических жаровен, топившихся верблюжьим навозом, наружные стены дома скрывались за морем цветов и на самой захудалой крыше был оборудован павильон, где бедняки могли постелить свои циновки и спать под звездами, не опасаясь ни дождя, ни росы. А на улицах Фив ночью и днем звучали пронзительные восточные напевы уличных музыкантов.

Все удовольствия Фив концентрировались внутри или вокруг царского дворца, и двое фиванских детей, теперь уже выросших, вместе с внезапно ожившим двором участвовали в бесконечных праздниках и развлечениях, демонстрируя свое счастье с откровенностью, доселе невиданной среди египетских монархов.

Все предыдущие фараоны демонстрировали окружающим лишь неприступный фасад. Их изображения традиционно исполнялись из гранита в три метра высотой, с застывшими лицами, неподвластными человеческим страстям. Эхнатон отказался от традиции. Он еще не перешел в иной мир. Хотя сам он и не любил смеяться, но ему нравился смех окружающих и восхищала радость Нефертити, его «счастливой звезды».