Виктор Муратов - Командарм Лукин

А боль в боку и особенно в правой ноге усилилась. Нестерпимо ноют пальцы.

Врач, проводив представителей генерального штаба, подошел к Лукину. Приготовив шприц для укола, он откинул одеяло, и только теперь генерал увидел забинтованную култышку: нет правой ноги, она ампутирована выше колена.

Плен… Нет ноги… Не работает правая рука. Левая нога в двух местах сломана… Войска из окружения не вывел… А Москва? Неужели немцы прорвались к Москве? Успели ли наши подвести войска на ее защиту? Сколько сил отдал, чтобы задержать фашистов! Доверили группировку… Где она? А сам? Изуродованный, бессильный в плену. Зачем жить?

Собрав все силы, Лукин левой рукой стал срывать бинты. Его подхватили санитары и унесли на операционный стол. Врач вновь перевязал рану, сделал укол, и Лукин уснул.

Сон не принес облегчения, а пробуждение вернуло боль. Нестерпимую боль во всем теле. Мучительно ныла ампутированная нога. Он метался в горячечном бреду.

— Товарищ генерал, потерпите, товарищ генерал… Я Володя, — будто издалека доносилось до Лукина. — Нас, несколько пленных, знающих немецкий язык, назначили санитарами в этот полевой лазарет. Потерпите.

Некоторое время Лукин удивленно смотрел на санитара и вдруг зашептал:

— Ты слышишь? Они хотят меня убить. Ты слышишь, о чем говорят фашисты? Я понимаю. Я все понимаю, они собираются меня убить.

Володя ушел и скоро возвратился с унтер-офицером в белом халате.

— Не дамся! Не дамся! Им не взять меня! — Лукин метался и силился левой рукой сорвать бинты. Удерживая руку генерала, Володя просил унтера разрешить вызвать доктора Шранка, старшего хирурга.

Унтер сам отправился на поиски и скоро привел доктора. Шранк терпеливо пытался убедить Лукина, что ему никто не угрожает, что вокруг лежат такие же раненые, они не могут не только встать, но даже пошевелиться…

Утром Лукина по настоянию Шранка перенесли в сторожку, где размещался унтер-офицер фельдшер. Не ожидал Михаил Федорович встретить такую заботу со стороны старшего хирурга. Тот довольно часто заходил в сторожку, интересовался состоянием генерала, разговаривал с ним с помощью того же санитара Володи.

— Когда вы, господин генерал, вернетесь на родину, — говорил Шранк, — ваши врачи-ортопеды будут удивляться и, возможно, возмущаться: какой сапожник вам делал операцию. Вы не обращайте внимания. Я постарался вам больше оставить кости. Теперь протезы носят не на упоре, поэтому кость не будет мешать, а рычаг управления ногой будет больше.

Лукин не был уверен, что доживет в немецком плену до того дня, когда понадобится протез. Он горько усмехнулся, пытливо глянул на хирурга. А Шранк, словно прочитав в глазах генерала эту мысль, оглянулся на дверь сторожки и на ломаном русском языке проговорил:

— Я не есть нацист. — Затем достал из кармана кителя фотокарточку и, держа ее перед глазами Лукина, пояснил: — Это моя жена и сыновья. До начала восточной кампании я работал главным врачом в хирургической больнице в Берлине. — Он бережно вложил в бумажник фотокарточку. — Я врач, а вы для меня только раненый, и я сделаю все, чтобы вы жили.

Повезло Лукину и на хозяина сторожки. Унтер-офицер оказался австрийцем. До войны работал старшим секретарем Венского городского суда. Он с трудом говорил по-русски. Оказалось, что в первую мировую войну был в русском плену.

— Вы, генерал, верьте Шранку, — говорил австриец. — Он сделает все, чтобы вас спасти. Я со своей стороны тоже все буду делать, чтобы облегчить ваше положение здесь, в полевом лазарете. В вашем плену я тоже оказался раненым, и мне русский врач спас жизнь. А потом за мной ухаживал другой русский доктор. Я забыл фамилии этих людей, но я благодарен русским за то, что я до сих пор жив и здоров.

В первых числах ноября полевой лазарет перемещался ближе к фронту. Всех раненых и с ними Лукина эвакуировали в Вязьму.

— Мне надо надеть китель, но на нем нет одного рукава. Вы не могли бы что-нибудь придумать, — обратился Лукин к унтер-офицеру.

— Я могу вам достать немецкий мундир.

— Нет, нет, я его не надену.

— Тогда пришьем рукав. Но он будет другого цвета.

— Это куда ни шло. Согласен.

Унтер-офицер пришил к генеральскому кителю рукав от немецкого мундира и помог Лукину надеть китель.

Вскоре были поданы санитарные машины. В одну из них, где уже лежали трое немецких офицеров, хотели уложить Лукина. Узнав, что с ними будет ехать русский генерал, гитлеровцы пришли в ярость: