Маршал Еременко в своей книге «В начале войны» пишет: «Главком Западного направления С. К. Тимошенко отдал приказ войскам 16-й и 20-й армий Западного фронта перейти в наступление с задачей в течение 30–31 июля овладеть Смоленском. Армии, измотанные и обессиленные непрерывными напряженными боями в течение месяца, конечно, не могли выполнить этой задачи. Это было далеко не лучшее решение в сложившейся обстановке, оно было принято под нажимом Ставки. Получив этот приказ, я доложил Семену Константиновичу свои соображения о нереальности поставленной задачи. Он согласился с моими доводами и предоставил мне право самому решать этот вопрос. Принимая на себя тяжелую ответственность, я отказался от попыток организовать это наступление.
К этому времени Смоленская битва сыграла свою роль: противник остановлен, понес большие потери, мы выиграли месяц ценного для страны времени, и теперь, когда армии находились в мешке, ввязываться в затяжные бои за Смоленск не имело смысла, ибо мы ослабили бы свои силы на внешнем кольце окружения, где противник все время усиливал свои войска. Это могло привести к сжиманию кольца окружения и в конечном счете к гибели двух армий» [16] Еременко А. И. В начале войны. М., 1964. С. 237–238.
.
Ни Лукин, ни Курочкин, конечно, не знали, какой разговор был у генерала Еременко с Тимошенко и был ли он вообще, но приказа о наступлении на Смоленск 29–31 июля никто не отменил, и оно состоялось. Результаты оказались плачевными. И без того обескровленные войска понесли большие потери. В дивизиях 20-й армии осталось по тысяче-полторы бойцов, в армии Лукина и того меньше.
Генерал Лукин понимал, что противник стремится прорваться в стыки между дивизиями, расчленить армию и уничтожить ее по частям. Но мог ли командарм противопоставить что-либо этой фашистской лавине? Помощи от соседей нет и быть не может. Курочкину было не легче.
Враг, зная, что наши войска стремятся уйти за Днепр, все время нажимает, пытается не допустить отхода. Можно было бы оторваться от противника, но западный и восточный берег Днепра от Соловьево и южнее заняты противником. Пока авангарды не проложат дорогу, главным силам отходить некуда.
Армейский и войсковой транспорты загружены ранеными. Очень мало медикаментов, почти нет продовольствия. Днем стоит сильная жара. Да и ночь не приносит прохлады. Люди не успевают за короткую ночь отдохнуть. Да и какой отдых! Едва заняв новый рубеж, надо окапываться, укреплять оборону. Ведь утром противник снова пойдет в наступление.
Военный совет принял решение: всем работникам управления армии ночью находиться в боевых порядках. В обычных условиях такой шаг был бы нецелесообразен, но в окружении — необходим. И сам командарм большую часть времени проводил с людьми. Он выезжал в подразделения прикрытия, в отряды, оставляемые в засадах, не раз останавливал дрогнувших бойцов и сам вел их в атаку.
Из штабных работников только полковника Шалина командарм никуда не отпускал. Лукин не хотел рисковать своим начальником штаба. Михаил Алексеевич Шалин, удивительно спокойный, трезво оценивающий обстановку, педантично налаживал управление войсками. Еще до отступления из Смоленска он тщательно продумал план на случай отхода, предусмотрел возможные варианты и теперь старался придерживаться этого плана.
Любил Лукин этого человека и дорожил им. Внешне фигура Шалина не была броской. Невысокого роста, с большими залысинами на высоком лбу, молчаливый, с редко появляющейся улыбкой на лице, он был постоянно чем-то озабочен. Кое-кто по первому впечатлению делал ошибочный вывод — обыкновенный штабист, бумажная душа. Потому-то у некоторых и вызывал удивление сверкавший на гимнастерке Шалина орден Красного Знамени.
Но у Михаила Алексеевича Шалина было славное боевое прошлое. Об этом мало кто знал. Разве что кадровики, знакомясь с его личным делом, могли восхищенно покачивать головами.
Сын крестьянина-батрака, он с детства мечтал стать учителем и в 1916 году окончил Оренбургскую учительскую семинарию. Но первая мировая война загнала Михаила Шалина в окопы. В 1917 году он заканчивает ускоренные курсы Виленского училища. Революция застала его в Новониколаевске в чине прапорщика. Вскоре, демобилизовавшись, он возвращается в родной Орск с надеждой продолжить любимое дело — учительствовать в школе. Но вспыхнула гражданская война, и Шалин снова в строю в рядах Красной Армии. В 1918 году он стал коммунистом.
Читать дальше