Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

– Ты только повредишь себе, если будешь повсюду стараться пробить головой стену, – заметил он. – Твой непосредственный командир говорит весьма любопытные вещи о тебе… Будто тебя не устраивает Восточный фронт, например… И тебе следует остерегаться СД (в данном случае внутренняя служба этой службы безопасности. – Ред.), они уже заинтересовались тобою.

– А ты сам разве боялся открыто высказывать свое мнение в те времена, когда партия боролась за власть, когда речь шла о жизненно важных вещах и у тебя было на этот счет свое мнение? – парировал я.

– Но послушай! Ты всего лишь фельдфебель… И ты полагаешь, что видишь проблемы яснее, чем люди на самом верху?

– Я наблюдал за происходившим непосредственно на месте, а потому не могу ошибаться. Вся наша восточная политика – сплошной промах, и вовсе не по мелочам. Меня волнуют крупные проблемы, которые решающим образом определят наше будущее, пойдем ли мы тем или иным путем.

Расстались мы довольно холодно.

По прибытии в редакцию я обнаружил целую кучу дел, ожидавших меня. И все-таки я нашел время составить короткий, но обстоятельный меморандум о совершаемых Германией ошибках на Востоке и отправить его в Антикоминтерн, рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру, Йозефу Геббельсу и в Имперское министерство по делам восточных (то есть оккупированных. – Ред.) территорий. Послал я копию и Йозефу Бюркелю. Какое-то время ничего не происходило, но вскоре я начал замечать, что некоторые из моих друзей стали избегать моего общества. Однажды меня все-таки вызвали в Берлин, где я сначала имел непродолжительную, но чрезвычайно поучительную беседу в кафе «Кайзерхоф» с представителем Антикоминтерна, а затем с капитаном Хадамовски, правой рукой Геббельса. Принял он меня исключительно холодно, перед ним на столе я заметил свой меморандум. Я было начал говорить о содержавшихся в документе идеях, но он перебил меня словами:

– У вас, вероятно, было достаточно времени еще раз все хорошенько обдумать?

– Еще раз обдумать? Зачем?

– Вы должны, я надеюсь, понимать все значение своих, между прочим, бездоказательных утверждений.

– По каждому случаю я могу представить неопровержимые доказательства, – заверил я горячо. – Но меня интересует в первую очередь судьба вовсе не бурят, а Германии и всей Европы.

– Значит, вы и впредь, – холодно улыбнулся Хадамовски, – намерены докучать министру подобными выдумками?

– Так ставить вопрос не следует. Как немецкий журналист, я просто обязан информировать обо всем, что считаю важным для государства.

– Ну что же, – поднялся Хадамовски. – Полагаю, вы достаточно хорошо сознаете свою ответственность.

– Ответственность меня не страшит.

Через несколько минут меня принял Геббельс. И хотя я прежде никогда с ним не встречался, он всячески старался быть радушным и обходительным. Я говорил около двадцати минут. Выслушав меня внимательно, он улыбнулся.

– Я рад, что вы поделились со мной откровенно своими сомнениями, – сказал он чрезвычайно любезным тоном. – Но позвольте мне напомнить вам, что в период величайших исторических свершений мирового масштаба, свидетелями и участниками которых мы все являемся сегодня, нас не должны пугать отдельные незначительные сбои в действующем механизме. Если даже предположить, что ваши наблюдения верны и не являются односторонними, субъективными впечатлениями, сформировавшимися под влиянием вашего личного опыта, то и тогда нет никаких причин для беспокойства. Они, безусловно, свидетельствуют о вашем мужестве отстаивать свои мнения и взгляды, но, когда речь идет об общих, воистину грандиозных замыслах, вы должны полностью доверять своему фюреру, который получает всю необходимую информацию с мельчайшими подробностями и без колебаний и сомнений твердо следует предначертанным курсом.

С этими словами Геббельс поднялся, сердечно поблагодарил за информацию и, пожав мне руку, отпустил.

Выходя, я понял: сообщения, подобные моим, здесь не приветствуются. Более того, судя по спокойной и невозмутимой манере поведения Геббельса, они вовсе не являлись новостью.

Усталый и разочарованный, я вернулся в Вестмарк. По-прежнему не было никакой реакции ни от рейхсфюpepa CC, ни из министерства по делам восточных территорий.

Вскоре я женился, а через несколько недель закончился мой «трудовой отпуск», и я послал телеграмму Бюркелю с просьбой воздержаться от попыток добиться его продления. Когда я явился к нему с прощальным визитом, он был по-настоящему растроган.