Иван Оченков - Царь

- Ну, тогда рассказывай.

- Что рассказывать то боярин?

- Да все и рассказывай, а начни, пожалуй, с того откуда на твоем дворе тати убитые взялись?

- Это не тати, боярин, это боевые холопы господина Телятевского.

- Врешь поди! Хочешь порядочного человека оклеветать, чтобы самому из воды сухим выйти.

- Ей богу, не вру.

- Ну, пусть так, а отчего они в твоем дворе, а не в каком ином?

- Так торговлишку я с Телятевским, какую-никакую веду. Вот его люди дорожку к моему терему и знают. Привезли под утро сих покойничков, а где и кто их побил, богородицей клянусь, не ведаю!

- А каким товаром, ты торгуешь, мил человек?

- Так всяким, какой бог пошлет.

- Федя, - обернулся я к Панину, - много ли добра у сего "божьего человека" в закромах?

- Да уж, немало. Сукна всякие, мягкая рухлядь*, кожи, ремни, жито, овес, крицы железные... да чего только нет!

- Стало быть, ты, пес, краденым торгуешь?

- Нет, боярин! Нету на мне вины, знать не знаю, ведать не ведаю...

- Анисим, а это что за щипцы?

- Так это, наверное, отрывать чтобы...

- Что отрывать то?

Пушкарев с кривой усмешкой подошел ко мне и прошептал на ухо предполагаемое назначение инструмента, красноречиво показывая на пах задержанного.

- Боярин, - снова заголосил Охрим, сообразив что дело может кончиться худо, - так если господин Телятевский со своими холопами и поозоровал где, так я-то тут при чем? Невиноватый я!!!

До пыточных инструментов у нас дело так и не дошло. Подследственный поупиравшись еще немного рассказал все что знал: Где ухоронки с наиболее ценным добром. Где у Телятевского еще есть дворы, купленные на подставных лиц. Единственно он не знал, где его господин прячется сейчас. Слыхал лишь, что у какого-то "большого боярина", но у кого "не ведал, хоть режь". В общем, через некоторое время мы вышли из подвала и без сил опустились на принесенную нам скамью. Анисим оглядев наши серые лица, громко хмыкнул, дескать, хреновые из нас заплечных дел мастера. Возразить было нечего, палаческие инструменты внушали нам едва ли не большее отвращение, нежели ужас подследственному, и каждый, в глубине души, был рад, что не пришлось их применить. Никто из нас, разумеется, не был чистоплюем, век не тот на дворе. Но одно дело, разговорить пленного во время боевых действий, а другое... хотя кого я обманываю? Нет никакой разницы!

Обмякшего и не верившего что остался целым Охрима утащили в камеру, а в пыточную с деловым видом отправился благообразный старичок с добрыми глазами. Какое-то время он пропадал там, очевидно, наводя порядок и складывая разобранные нами пыточные орудия, а вернувшись, с назидательным видом заявил:

- На первый раз все верно сделали, инструмент злодею показали, а пытать не стали. Так и верно, так и положено!

- Это кто такой грамотный? - лениво поинтересовался я.

- Кат тутошний, - отозвался Никита.

- Кат... в смысле тут, что, палач есть?

- Конечно, все как у людей.

- И ты знал?

- В своих приказах я всех знаю.

Пока я соображал, как бы пообиднее отматерить своего верного окольничего, сообразивший, в чем дело Анисим согнулся от хохота. Потом, к нему присоединился Федька, а за ними махнув рукой, стал смеяться и я. И только Вельяминов удивленно посмотрев на нас, с недоумением сказал:

- Я думал, ты сам хочешь попробовать... для тайности!

-----------------------

*Мягкая рухлядь. - Пушнина.

Так уж заведено, что день русского царя должен начинаться с церковной службы и ею же и заканчиваться. Увы, я, наверное, не слишком хороший христианин, потому что следовать этому правилу у меня не очень то получается. Не то чтобы я противился, просто так само выходит. Вот и вчера не вышло, пока все необходимые распоряжения раздал, пока вернулись люди посланные разыскивать Телятевского, пока я их одного за другим выслушал, потом надо было навестить Кукуй и простится с беднягой фон Визеном. Приведенное в относительный порядок тело майора находилось в лютеранской кирхе. Возле гроба сидела его жена - бледная худая женщина с заплаканным лицом, и дети, четырнадцатилетняя Эрика и восьмилетний Август. Увидев меня, вдова поднялась и попыталась поклониться, но как видно силы ее уже были на исходе, и бедная женщина едва не свалилась на пол.

- Не надо вставать, фрау Гедвига, - припомнил я ее имя, - вам нужно беречь силы.

- Ах, ваше величество так добры к нашей семье, - пролепетала она слабым голосом, - ваш приход большая честь...

- Ваш муж погиб на моей службе, - мягко прервал я ее, - это самое малое, что я могу для вас сделать.