Иван Оченков - Царь

Бояре, кряхтя и охая, начинают расходиться, и только избранные, так называемый малый круг, через время собираются в моем кабинете. Самый старший из них по возрасту Иван Никитич Романов. Он же самый знатный, потому как принадлежит к старомосковской знати. Во время выборов царя он был сторонником моего безвременно умершего шурина, а после его смерти стал моим. Находящегося в плену у поляков брата Филарета он недолюбливает и побаивается и в этом смысле он самый верный мой сторонник.

- Развлекаешься, государь, - скупо улыбаясь, спрашивает он, намекая на прошедшее только что заседание боярской думы.

- А вот нечего было царя будить, - отвечаю с самым невинным видом, - что нового то?

- Да ничего покуда, - пожимает плечами старший судья недавно созданного приказа Тайных дел. - Разве что, собирались недавно Лыковы, да Плещеевы и еще кое-кто, да толковали о семейных делах твоих.

Услышанное мне совсем не понравилось. Благоверная моя Катарина Карловна своим нежеланием менять веру подложила мне изрядную свинью. Теперь, у моих "верноподданных" появился лишний повод шушукаться по углам гадая не станет ли наследником царского престола неизвестно где выросший и непонятной веры царевич. То, что я собираюсь всех этих болтунов пережить, и посему их это не касается, бояре как-то в расчет не принимают.

- Ну и до чего договорились? - хмуро спрашиваю, против своей воли представляя, как старому Лыкову отрезают язык.

- Да, как тебе сказать, государь, - пожимает плечами Иван Никитич, - сказывали, что кабы ты с царицей Катериной развелся, да женился на православной девице, так у тебя и наследник бы законный появился. Которого бы вся Русь приняла от боярства и духовенства до черного люда.

- Эвон как, и невесту, мне, поди, уже подобрали? - поражаюсь я наглости заговорщиков.

- Не понял ты государь, - мотает головой Романов, - они считают, что это укрепило бы твою власть и хотят сего не допустить!

- Тьфу ты, пропасть, - в сердцах сплевываю я, - больно надо мне. Не собираюсь я с Катариной разводиться. Никуда она не денется, покочевряжится еще немного, да приедет с детьми. Мне Густав Адольф обещал, что вскоре увижу и ее и Карлушку и Женей.

Когда я говорю о своих детях, голос мой сам собой становится мечтательным. В последнее время, сам за собой нередко замечаю не слишком свойственное мне ранее чадолюбие. Маленькие дети вызывают у меня просто какое-то невероятное умиление, на что стали обращать внимание и мои приближенные. Но на сей раз мечты разбиваются о хмыканье сидящего в уголочке Пушкарева.

- Чего хмыкаешь, кровопивец? - оборачиваюсь я к нему.

- Гневаться не будешь, царь-батюшка? - расплывается Анисим в умильной улыбке.

- Не буду.

- Так ты, кормилец, это уже говорил о прошлом годе. Ой, и в позапрошлом так же. Да и до того...

- Спасибо тебе что напомнил, - хмурюсь я, понимая, что стрелецкий полуголова совершенно прав.

- Да не за что, государь, - сияет в ответ он.

- А ты что скажешь, окольничий? - ищу поддержки у Вельяминова.

- А чего тут толковать, - хмурится тот, - наказать их примерно, чтобы другим неповадно, да и дело с концом!

- Кого их?

- Дык, Лыкова и прочих...

- Подожди, Никита Иванович, - не унимается Анисим, - наказать дело не хитрое. Только думаю, что они правы.

- Чего?!!!

- Не гневайся государь, раз уж обещал, - кланяется Пушкарев, - а только государыня видать к нам не поедет. Ну, а раз такое дело, то куда деваться? У государей в Европах так заведено, что можно и развестись, коли нужда есть. Ну, а раз можно, то и разведись! А женишься на православной, так и будет у нас православный царевич, глядишь еще и не один.

Первое побуждение, дать оборзевшему на моей службе стрельцу в морду, но нельзя. Казнить приказать можно, а своими ручками нельзя, как бы ни хотелось. Не царское это дело. К тому же замечаю, что у Романова на лице застыло странное выражение.

- Ты что-то сказать хочешь, Иван Никитич?

Боярин ненадолго задумывается, шевелит губами, а потом, вздохнув, выдает:

- Не гневайся государь, а только Аниська прав. Оно конечно не его холопского ума дело про царскую семью толковать, а все же будь у тебя православная жена, да еще хорошего и главное многочисленного рода, куда как спокойнее было бы.

- Да уж хорошо спокойствие! Тут с Польшей никак не замиримся, а ты предлагаешь с шведским королем разругаться. То-то будет спокойствие и благолепие. Прямо как на погосте!

- А королю Густаву на что гневаться? Он сам царицу Екатерину Карловну обещался к тебе прислать, да все никак не пришлет. Так что пусть не взыщет. Хотя...