Иван Оченков: Царь

- А я не осуждаю, - опустила глаза боярышня, - только сам знаешь суженый он мой. Ни за кого другого не выйду, так и знай!

- Так и за него не выйдешь! Не разведется он, ибо любит ее и сына с дочкой!

- За царевича c царевной слова не скажу, - не согласилась с ним девушка, - а вот за жену это ты братец зря. Уважает он ее, это верно. Почитает как жену и мать своих детей. А вот любить не любит, иначе бы с ... сам знаешь.

- О господи! - вздохнул окольничий, - Да за что же мне это все? А вот если повелю за Буйносова идти?

- Утоплюсь!

- Тьфу!

Раздосадованный Никита Иванович потоптался немного, но видя непреклонность сестры, сдался и оглядел горницу. У стены стоял завешанный кисеей станок для вышивания, на котором Алена занималась рукоделием. Отодвинув рукою занавесь, он посмотрел на вышивку, но увидев, едва не уронил хлипкое сооружение на пол. С натянутого на рамку холста на него смотрел собственной персоной государь всея Руси Иван Федорович. Причем, не нынешний в русском платье с небольшой аккуратной бородкой, а тот прошлый. Который когда-то вытащил его из-за галерного весла и взял к себе на службу. В рейтарском камзоле, с развевающимися длинными волосами и вздымающего на дыбы коня. Царский окольничий сразу же узнал картину, с которой сделана вышивка и это заставило его заскрипеть зубами. Все дело было в том, что написал ее заезжий голландский художник - дальний родственник царского розмысла Ван Дейка. Но бояре, увидев ее, начали кривить губы, и мастер, по приказу царя, написал другой портрет. На нем Иван Федорович был шитом золотом платне** и казанской шапке***. Волосы острижены, а лицо покрыто приличной его сану бородой. Никакого вздыбленного коня нет, а в руках скипетр и держава. В общем, все, как и положено православном государю. Вот эту картину и повесили в думном зале. А ту, что художник писал ранее, разместили во внутренних покоях царя, рядом с парсунами**** Катарины Свейской и детей: царевича Карла и маленькой царевны Евгении. И все бы ничего, да только в тех покоях мало кто бывал, и убранство их видел.

- Аленушка, - глухо проронил заподозривший неладное брат, - голубица моя, а ты где сию парсуну видела прежде?

Промелькнувшие в голове окольничего одна за другой страшные мысли, как видно отразились на его лице, но боярышня, ничуть не испугавшись его потемневшего от еле сдерживаемого гнева лица, шагнула вперед взяла с полки красивую книгу с медными застежками. Отстегнув их, она раскрыла страницу и показала брату картинку точь в точь повторяющую картину, висевшую в покоях царя и вышитый Аленой гобелен.

- А ты чего подумал братец?

- Фух, - выдохнул Никита, - ничего не подумал сестрица моя милая. Просто удивился, а откуда у тебя сия книга?

- Отец Игнатий принес.

Окольничий снова нахмурился. Ректор недавно созданной Славяно-Греко-Латинской академии отец Игнатий учил его сестру немецкому языку и латыни. Бывший иезуит в последнее время совершенно обрусел, делу просвещения юношества всячески радел и потому пользовался покровительством государя. Про книгу, написанную им, Вельяминов слышал, хотя видеть до сих пор еще не приходилось. Собственно, это должно было быть две книги. Одна для русского читателя, а другая для иноземцев. Если бы Никита Иванович был силен в литературе, он бы знал, что немецкая версия, это ни что иное, как рыцарский роман, повествующий о том, как странствующий германский герцог совершил множество подвигов, в том числе и галантных, за которые простодушные, но добросердечные московиты и избрали его своим царем. Еще в ней широкими мазками дегтя мазались католики вообще и поляки в частности, изображенные совершеннейшими злодеями и варварами. Отцу Игнатию, возможно, было не очень приятно писать такое о вчерашних братьях по вере, только ведь у Ивана Федоровича то, не больно-то забалуешь. Особенно если вспомнить прежние прегрешения иезуита. Русскую версию написал царский духовник отец Мелентий, и она была скорее "Житием", о совершенно святом человеке, который только и делал что молился, творил богоугодные дела, а если и брался за меч, то только за правое дело и напутствуемый отцами церкви. Творение отца Мелентия предназначалось для рассылки по городам и монастырям русского царства, а труд Игнатия в подарок властителям протестантских государств. Как сказал государь, с целью создания "благоприятного имиджа". Что такое имидж окольничий не знал, а вот что засидевшуюся в девках сестру пора выдавать замуж понял абсолютно точно.