Иван Оченков: Царь

- Врагов в Швеции... у вашего мужа? Но мне казалось ...

- Что он популярен в Стокгольме? Разве что среди солдат, да еще крестьян. Сейчас только они помнят про его подвиги в Кальмарской войне. Горожане до сих пор не могут забыть бунта, вспыхнувшего в его прошлый приезд. Именно тогда мы расстались. Нас с сыном спасая, увезла дворцовая стража, а он со своими людьми пробился в порт пролив по пути реки крови. Аристократы считают его чужаком и выскочкой. Даже враждующие между собой семейства Оксеншерна и Юленшерна сходятся в своей неприязни к моему мужу. Про отношение к нему церкви и говорить нечего, особенно после принятия схизмы. Епископ Глюк, к сожалению, совсем не одинок в своем мнении. Кстати, он прислал записку, в которой утверждает, что его не пускают в замок и вообще всячески притесняют. Это правда?

- Боюсь что так, ваше высочество, - твердо ответил фон Гершов.

- Надеюсь, у вас есть объяснения подобным поступкам?

- Разумеется. Есть достаточные основания подозревать его преподобие в измене.

- Это неслыханно! - воскликнул молчавший до сих пор Густав Горн. - Как вы смеете обвинять святого отца в подобном преступлении?

- Действительно, - поддержала шведа Катарина, - я не знаю, о каких основаниях идет речь, но уверена что это какая-то ошибка!

- Если это так, то я готов принести любые извинения и понести любое наказание. Однако, с немалым сожалением, думаю, что подозрения более чем основательны. Впрочем, почему бы вам не пригласить его господина епископа? Я представлю улики, а у него будет возможность оправдаться.

- Я уверен, что преподобный сделает это с легкостью, - мрачно заявил Горн, яростно сверля глазами померанца.

Густав был младшим братом полковника Эверта Горна, погибшего при осаде Пскова. Собственно говоря, он тоже участвовал в той осаде и был свидетелем трагедии. Безвестному русскому стрелку, не иначе наущаемому дьяволом, удалось тогда почти невозможное - точно попасть в грудь Эверта на расстоянии около трехсот шагов. Не смотря на то, что он видел это своими глазами, кое-что оставалось неясным. Полковник и только что прибывший герцог Мекленбургский явно ссорились и если бы не проклятый московит, все могло кончиться требованием сатисфакции. Однако его брат погиб, а зять шведского короля тут же вступил в командование и увел войска от Пскова, оставив Эверта неотмщенным. Кроме того, Иоганн Альбрехт вел какие-то странные разговоры с полковым лекарем О´Конором и даже зачем-то забрал пулю убившую Горна. Это все выглядело очень странно, особенно принимая во внимание противоестественную дружбу немецкого герцога с московитами. Однако в ту пору дознаться до истины у Густава не получилось. Сначала сбежал этот скользкий полуирландец-полуфранцуз, затем король отозвал и самого Горна младшего, чтобы отправить его учится военному делу в Голландии. Едва тот вернулся, Густав Адольф пожаловав его чином полковника и камергерским ключом, отправил командовать шведским региментом принцессы Катарины в Мекленбург. Молодой и амбициозный шведский офицер занял блестящее положение при дворе сестры короля, однако с прибытием фон Гершова его звезда закатилась. Разумеется, он продолжал находиться в свите герцогини, но с каждой минутой его влияние уменьшалось, а проклятый померанец становился все более важной персоной.

Что хуже всего, Горн никак не мог взять в толк, отчего это происходит. Вроде бы он во всем превосходил приближенного русского царя, ибо принадлежал к старинному и богатому роду, получил прекрасное образование и выше всяких похвал проявил себя на войне. Но, он был всего лишь полковник, а фон Гершов успел стать генералом, ему пожаловали титул и весьма недурное состояние, а самое главное он был женат на прекраснейшей из женщин, каких только доводилось видеть Густаву Горну. И вдобавок ко всему, если швед мог называть себя учеником Морица Оранского, то померанца осияла слава правой руки непобедимого герцога странника!

Епископ Глюк появился в замке ближе к вечеру. Ему достало ума вести себя кротко, проявляя поистине апостольское смирение. Любезно поприветствовав герцогиню и ее немногочисленную свиту, он страдальчески взглянул на невозмутимого фон Гершова и тяжело вздохнув, благословил всех присутствующих.

- Рада видеть вас в добром здравии, преподобный, - отвечала чувствующая себя немного виноватой Катарина.

- И я вас, ваше высочество. К сожалению, в последнее время эта радость стала для меня совсем недоступной.