Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945

Несмотря на ограничение деятельности нацистских уполномоченных, проводить воспитательную работу в войсках становилось все труднее. Летом 1944 года германские карты все еще служили доказательством того, что территория, занятая немецкими войсками, больше, чем все территории, захваченные союзниками. Между тем такая картографическая стратегия становилась все опасней и вскоре сама уничтожила свою цель, ибо слишком явно свидетельствовала не в нашу пользу. До 1942 года державы «Оси» все время наступали, но потом оккупированные ими территории начали ощутимо сжиматься. До 1941 года успехи германских наступательных операций заставили некоторых людей, на которых мы полагались больше, чем надо было, поверить, что даже после больших отступлений Германия всегда способна снова наступать. Такие люди, в большей степени доверчивые, чем что-либо понимающие, с радостью воспринимали любые новости вроде сообщения о наступлении Рундштедта в Арденнах. Они игнорировали тот факт, что еще в 1942 году наступление немцев в России лишь производило впечатление успеха. Даже тогда чаша весов перевешивала в пользу военной мощи союзников, и такое развитие событий невозможно было остановить гениальностью всех, вместе взятых, боевых командиров, планы которых в любом случае уже не могли повлиять на исход войны. Оптимисты были сильно разочарованы, когда наступление Рундштедта оказалось лишь последней конвульсией уже побежденной нации, не имевшей такой политической системы, которая способна прекратить войну. Сделать это означало уничтожить существующий режим, а такая попытка 20 июля потерпела провал.

В Италии моральный дух германской армии подрывался растущим теперь, и не без оснований, страхом. Мы предполагали, что Гитлер будет искать последнее прибежище в Южных Альпах, и тогда наших солдат призовут сражаться до конца, ведь это то, чего всегда ждал от них Гитлер. Однажды он произнес такие слова: «Бог простит за последние часы перед нашей окончательной победой». И действительно, находились люди, которые верили загадочным намекам на чудодейственное оружие – боевые средства, способные с помощью «электричества» или «лучей смерти» уничтожить всех врагов Германии, так чтобы в живых остался только немецкий народ...

Вопреки этим страхам и галлюцинациям надо было сохранять спокойствие. Надо было избегать бессмысленных жертв и сберечь массу людей, чтобы они смогли вернуться к себе на родину. Если не получится, то мы предпочли бы плен, потому что, в отличие от плена на Восточном фронте, он благополучно приведет нас домой.

Даже командирам своих дивизий я не мог раскрыть сведения, которыми располагал. Они касались тех мер, которые предпринимало командование группы армий, чтобы свернуть здешний театр войны. Если это и так, то совсем не обязательно, что в итоге наступит мир. Чем больше я бывал в войсках, тем очевиднее становилось, что мирные усилия вызовут протест не только у твердолобых нацистов, но и у многих офицеров старой закалки, которые всегда, а во время войны особенно, отвергали любое предложение нарушить присягу. Сознаюсь, меня всегда удивляло, что даже офицеры-антифашисты так мало знали о преступном характере нашего политического руководства. Во время войны они считали своим долгом закрывать глаза на все неприятные новости. Гитлер по-прежнему оставался для них «законной властью», которой они поклялись в своем повиновении и своей лояльности. Таких людей, а они составляли большинство во всех германских армиях, непросто было уговорить на сепаратную капитуляцию на данном театре военных действий.

По мере того как причины продолжать войну становились все менее убедительными, труднее было и излагать правильную позицию войскам. В конечном счете все, что оставалось, – это призвать их сплотиться в столь грозный для нас час, верить своему фюреру и соблюдать дисциплину.

Сложное было положение, потому что подобные увещевания характерны для военного поражения. Естественно, ничто так не поднимает моральный дух солдата, как победа. Как же давно их у нас не было! Ежедневно мы терпели одно поражение за другим и дошли до того, что стали называть «победой» всего лишь успешную оборону какой-либо позиции. А наши противники были близки теперь к настоящей победе и полному уничтожению врага. Тем временем мы, побежденные, искали утешения в утопическом оптимизме – «эликсире для слабых», который в конечном счете никого не мог обмануть.

Тот, кто увиливает от правды, вынужден поплатиться за это доверием ближних. В то же время человек, рисующий ситуацию такой, какая она есть на самом деле, обречен сеять уныние. И нацизму не удалось избежать такой альтернативы. Следовательно, на этой, последней, стадии войны прозревшие солдаты оказывались более надежными, чем обманутые приверженцы Гитлера. Тот, кто смотрит в лицо своей судьбе, поймет это изречение: «Nec metus nec spes» (ни страха, ни надежды).