Евгений Кукаркин - Техас-сити 47 года

- А для чего в этом городе телефоны, мне все сообщают.

- Ну хорошо. Я не понравился кое кому, вот и сцепились.

- Кому же ты не понравился? Всего то второй день работаешь и уже приобрел врагов.

- Не знаю.

- Господи, что творится, - говорит Глаша.

- Странно, - тянет Самохин. - И почему именно тебя? Я ведь знаю здешние порядки, даже рэкетиры дают срок своим жертвам, а тебя прихватили сразу.

- Понятия не имею в чем дело.

- Ладно, я постараюсь выяснить, кто там против тебя копает.

- Мальчики, хватит вам про драки, - восклицает Катя. - Сегодня у меня праздник. Давайте выпьем, чтобы больше не было войны.

- Правильно, - поддерживает ее Глаша.

Вечер проходит незаметно, только мы выпили чай, выдули всю бутылку виски и остатки вина, наступило около двенадцати вечера. Глаша встрепенулась и засобиралась домой.

- Петя, нам пора.

- Да, поехали, а то там охранник уже наверно заснул в машине. Николай, ты с нами?

- Николай, а может ты останешься? - вдруг говорит мне Катя. - Чего тебе таскаться так далеко и тревожить Самохиных. В нашем, так сказать, общежитии, есть свободная комнатка, там одна ткачиха укатила на западное побережье, оставила мне ключ. Выспишься здесь, а утром прямо на работу. Порт то от нас недалеко.

- Пожалуй, это неплохой вариант. Петр, Глаша, вы уж поезжайте, я останусь здесь.

- Давай, оставайся, - ухмыляется Самохин. - Пошли Глаша. Катенька, все было прекрасно. До свидания, лапочка.

Самохины уходят. Катя поспешно собирает все со стола и моет посуду в крохотной кухоньке. Пока она делает свои дела, я примостился на диване и...

Кто то меня толкает в бок.

- Коля, подвинься, я замерзла.

Щупаю рукой и попадаю на голое тело..., но оно теплое... Тогда раскрываю глаза. В комнате полумрак, но рядом со мной разглядел голову Кати.

- Снимай одежду, я тебе помогу, - шепчет она.

Сегодня в порту обычная работа. Я перевожу с пирса в ангары тюки с хлопком. Докеры. чтобы не дышать пылью, намотали на лица тряпки и платки. Мне, для предохранения, пришлось поднять стекла в кабине машины и переносить несносную жару. Рубаха сразу прилипла к телу и мне ничего не осталось, как ее снял. Наступил долгожданный обед. Пуэрториканцы сразу побрели к спуску в воду, чтобы там смыть свою грязь и поесть, а я поставил свой погрузчик к краю пирса, как раз с наветренной стороны и распахнул дверцы. Морской ветерок приятно охладил тело.

- Эй, - слышу окрик.

По моему это меня. У дверцы стоит аккуратненький парень в светло зеленом костюме в крупную клеточку из белых полос, на голове соломенная шляпа, а на ногах светлые гетры. На груди фотоаппарат, подвешенный за шею тонким ремешком.

- Вы меня?

- Да вас. Мне сказали, что вы тот самый единственный русский, который работает здесь в порту...

- Кто говорит?

Парень с любопытством разглядывает мое тело.

- Классная у вас фигура, такие бицепсы. Все совпадает. Позвольте представиться. Фоторепортер газеты "Техас - Сити дейли" Джон Клинтон.

- Меня звать, Николай. Так кто же все-таки обо мне что то треплется?

Джон растягивает рот в улыбке.

- Неизвестное лицо позвонило к нам в редакцию и сообщило, что в наш город прибыл известный боксер из Африки, а так же, что вы русский и сторонник кук-лук-склана...

- Нет, нет...

Я протестующе поднял руку, но репортер продолжал.

- Я не поленился поднять подшивки "Нью-Йорк таимс" за 45 год и 46. Представляешь, нашел маленькую заметку, где говорится о том, что в Мае 1946 года в Париже состоялся первый послевоенный чемпионат Европы по боксу и в среднем весе победу одержал представитель колониальной Франции, русский по национальности, проживающий в Алжире, это вы Николай... Ведь я не ошибся, правда?

- Ошибся, это не я.

Джон с усмешкой смотрит на меня.

- Я не поленился и запросил иммиграционный отдел в Филадельфии, там в вашей анкете есть запись о том, что вы занимались любительским боксом и были чемпионом Европы 1946 года.

Вот, зараза. Это мне посоветовал Пьер Дюмарье, мой приятель и друг, с которым я работал на нефтяных промыслах в Алжире. "Когда приедешь в Америку, - поучал он, - то обязательно сообщи, что ты чемпион. Там американцы любят, когда к ним приезжают известные личности и обычно дают таким поблажки..." Он оказался прав, эта запись в моем личном деле произвела на чиновников иммиграционной службы значительный эффект, меня не посадили на карантин, как остальных бедолаг, а быстрее отпустили на свободу и даже дали право выбора местожительства. Так я оказался здесь, в Техас-Сити.