Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

- Давай его туда, мужички! - приказал Мартын.

- Не надо! - диким, нечеловеческим голосом закричал Стабарин. Изведу, мерзавцы! С живых шкуру спущу!

- Опомнись, барин! - с сочувствием даже сказал Мартын. - Самому б оттуда выйти живым, а ты грозишься. Может, в последний путь провожаем. Тебе б помолиться о спасении души...

Волокли теперь Александра Львовича Триворова безгласным и обмякшим кулем.

Гошка, да не он один, озирался с изумлением. Выложенный белым известняком сводчатый ход. Мартын высек огонь, запалил свечу, находившуюся тут же, в ведомом ему месте, привел к низкой железной двери. Лязгнул замок, и дверь медленно, со зловещим визгом отворилась. Мартын зажег еще две свечи, стоявшие на грубом массивном столе. Мрак чуть расступился, и обнаружилось довольно-таки просторное помещение, со стенками и потолком, сложенными из того же белого, сейчас потемневшего камня. Гошка, а вместе с ним и другие не сразу поняли назначение и самой этой комнаты, и предметов, находившихся в ней. От потолка свисала веревка, перекинутая вверху через колесо. На стенах и столе - железные клещи крючья, в углу - жаровня со следами угля и золы.

- Чудно! - пробормотал озадаченно один из мужиков. - Кузня, что ли? Иль мастерская какая?

- Пытошный застенок... - Гошку осенила страшная догадка: - Глядите дыба! - Он указал на блок с веревкой. - Здесь людей мучили!

Мартын первым скинул шапку и перекрестился. За ним другие.

- Угадал, парень, - сказал Мартын. - Барский пытошный застенок. Сколько тут человеческого мяса истерзано, пролито крови, сколько смертельных принято мук, одни каменные стены знают. А их не спросишь. Да и спросишь - не ответят. И они... - Мартын снял со стены большие железные щипцы, - тоже могли бы порассказать, как рвали тело: мужское и женское равно. Или эти...

В гробовом молчании слушали мужики Мартына, который рассказывал о назначении каждого предмета.

- Так, православные, - закончил Мартын, - принимали здесь муки и смерть наши деды и прадеды от... - Мартын кивнул на Стабарина, - ихних дедов и прадедов...

Все повернулись, словно по команде, к Александру Львовичу Триворову.

- При мне ничего подобного... Это далекая старина... - ворочался тот затравленно на каменном полу.

- Ну, что же... - каким-то слишком уж спокойным и равнодушным голосом отозвался Мартын. - Старина - так старина, тебе ж легше будет... Айдате-ка туда, мужики... - указал на темный проем и взял одну из свечей.

И снова кричал осипшим голосом и бился в руках своих крепостных Александр Львович Триворов. А перед дверью в новое помещение вцепился в сапоги Мартына и принялся их целовать. С омерзением глядели мужики и Гошка на чудовищное унижение, которому подвергал себя Стабарин. Начинали догадываться, хотя и с трудом тому верили, в чем причина его страха.

Отомкнув замок, Мартын остановился на пороге. Выставил вперед руку со свечой, Гошка сунулся было в каменную камору и отпрянул назад. Два полуистлевших человеческих тела лежали на полу.

- Вот они - Харя Живодер и Нюрка, которой он полюбился наперекор бариновой воле. Ее замучил, а Харю, похоже, из того самого револьвера, что в меня палил, прикончил. А сказал, сбегли...

Выл, кричал, сыпал проклятьями и сулил все земные блага Стабарин, когда Мартын захлопнул дверь каменной каморы, колотил кулаками о гулкое железо. Однако по мере того, как удалялись от Стабариновой двери, все глуше становились стук и крики. Вышли на поверхность - ни звука из-под земли. Как ни прислушивался Гошка, не мог ничего расслышать.

- Так и с нашим братом было... - хмуро заметил Мартын. - Ровно заживо в могилу.

Велик был у мужиков соблазн оставить Стабарина на веки вечные в подземелье. Отсоветовал Мартын:

- Из-за старого козла на каторгу, а то и в петлю - жирно будет. Достанет с него нынешнего.

Порешили: барина утром выпустить, Мартыну с тремя мужиками, более других замешанными в деле, из Никольского скрыться. Остальным на него, Мартына, валить всю вину - по принуждению, мол, действовали. И не одни. На что Упыри верные псы, а кнуту покорились.

- Тебя куда? - оборотился Мартын к Гошке. - Может, со мной - бар кистенем крестить?

Гошка заколебался. Понимал, и ему надо уходить. И все-таки чувствовал: разные у них с Мартыном дороги.

- Не, я сам.

- Ну, гляди. А за конюшню, похоже, сочлись.

Простились коротко. И - каждый своим путем. Гошка - в Никольское. Там родители, дед Семен, Прохор. Прямой дорогой идти побоялся. Сделал крюк. И правильно. Увидел, как в сторону Каменки прокатил становой, а за ним, верхами, двое полицейских. "Уже донесли", - понял. Пробравшись на зады Никольского парка, решил дождаться темноты и под ее покровом красться в столярку.