Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

Днями спустя Гошка сам понял, откуда шли страсти про Упырей. Стоило присесть, чтобы перевести дух, - Упырь тут как тут. К речке подашься ополоснуть разгоряченное лицо и испить водицы, глядь, из-за кустов красная рубаха и мертвенные рыбьи глаза. Умом понимал: два брата всего, два барских пса. А сердце замирало от страха.

Задним числом вспоминал, что еще в Москве дед говорил о приказчиковом брате, и в Никольском была о нем речь. Однако такого Гошка не мог вообразить.

В первый же день Гошкиного пребывания в Каменке в избу полезли соседи, старые и малые, поглазеть на новое диво - холопа, который осмелился высказать Стабарину правду про крестьянскую волю и пострадал за это.

Его принялись расспрашивать - все-таки недавно из Москвы, а та ближе к Питеру - столице, где живет государь и все его сановники-чиновники, что слышно про крестьянскую волю.

Гошке такое внимание льстило, хотя и смущен был изрядно, ибо понял, что в Москве, подле Сухаревки, поразительно мало интересовался судьбой сословия, к которому принадлежал от рождения. Мужики быстро раскусили, что ничего нового от него не вызнать. Потому - в который раз! - сами стали толковать про нынешнее положение и про то, что их вскорости ждет.

И в волю, которую им вот-вот дарует царь-батюшка Лександр Николаевич, и в землю, которая теперь станет ихняя, крестьянская, - свято верили.

Степенный митьковский сосед обстоятельно рассуждал:

- Наши прадеды в здешних местах когда поселились? Сказывают, при царе Иване Васильевиче, прозываемом Грозным. Тому более трехсот годов будет. И всю нынешнюю землю тогда мы же пахали, были казенными. И отдали нас с землицей барам Триворовым при царе Павле Петровиче, а тому будет не более шести десятков лет. Кому землица-то с барской запашкой отойдет, спрашиваю? Да, каждый дурак скажет: нам и отойдет. Может, барам при усадьбах чего оставят - на том пущай великое спасибо царю скажут.

Утверждались мужики в таком мнении. И не поворачивался у Гошки язык рассказать, что думают об этом в господском доме.

Длинен летний день, не чета осеннему или зимнему, а не успеет мужик оглянуться - нет его. Заря с зарею сходятся.

В Каменке барские огороды. Господский летний стол и зимние припасы отсюда. Трудов и забот с огородами - сверх всякой меры. Осенью навоз вывези, подкорми землицу. Весной ее подыми и разрыхли, что положено посей; иное - высади рассадой. И не зевай, прополи вовремя. Да не один раз. Лезут сорняки - пырей, молочай, лебеда, повитель - пуще чем на дрожжах, на удобренной благодатной почве. Не вырвать с корнем - забьют все. Баб - на прополку. Гошку с ними. И наравне со всеми - урок.

Солнце печет затылок, ломит спину, сорняки режут руки. Бабы, девки и даже девчонки моложе его возрастом давным-давно закончили по грядке, а он едва одолел половину. Жардармом в юбке над ним Упырева жена Марфа:

- Ты что, поганец, делаешь? Нешто так полют? Погляди на свою работу!

И верно, после баб - ни единой травинки, а после него хоть заново иди: где вырвал с корнем, где оборвал верхушку, а где и так оставил.

Вернулся Гошка в избу позже всех. Есть не стал. Свалился, точно неживой, на солому, постланную в сенцах.

И так каждый день.

Дождливое и теплое выдалось лето, с ослепительными блесткими молниями и резкими, трескучими над самой головой громами. Ливни стояли стенами. И рос оттого проклятущий сорняк невиданно.

Барские огороды и ягодники велики. Тут тебе и огурцы, и морковь, и свекла, и капуста, и салаты, и шпинаты, и спаржа и клубника - чего только нет.

И уроком всем, уроком.

Бабы роптали:

- Когда свои огороды обихаживать? Разве ночью?

Стали - после долгих Марьиных просьб и причитаний - давать на Гошку харч от господ. Но что за харч? Смех сказать! Кабы не Митьковы - ноги протянул. Где там работать от темна до темна!

И все же не поспевал за женщинами Гошка да и полол хуже, хоть и выбивался из последних сил. Не было их сноровки и выносливости.

Скверно бы ему пришлось, не миновать розог и плетей. Спасибо, нашлась добрая душа: хиленький, щуплый старичок из господских огородников, Федул. Банным листом прилип к Марфе:

- Отдай молодца. Мне мужицкие руки надобны, а он промеж бабьих подолов путается.

Сначала сопротивлялась Марфа.

Однако отпустила и сама, видать, была довольна, что отделалась Гошкой вместо взрослого работника.

Лето набирало силу. С каждым днем прибавлялось хлопот. Зацвели травы - началась сенокосная страда. Баб и девок, почитай, всех - ворошить сено. На лугах подчас и ночевали. Скорее бы сбросить барское да взяться за свое!