Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

Заслышав привычные звуки, Прохор сказал:

- Айда-ка, солдатик, набираться ума, покудова на чужих задницах. И уж изволь вперед не соваться. Успеется.

Перед знакомой Гошке верандой толпилась кучка понурых мужиков и баб. У одной женщины топорщился живот: ждала ребенка. Чуть в сторонке, как и остальные мужики с непокрытой головой, стоял Упырь, по обыкновению своему глядя мимо людей пустыми глазами. Между верандой и крестьянами - широкая скамья на крепких толстых ножках. Гошка о назначении скамьи знал и потому невольно косился на нее. И еще одна фигура привлекла Гошкино внимание. Особняком от других - мужиков с бабами и Упыря - переминался с ноги на ногу и деликатно позевывал в кулак лысый человек в потрепанной одежке с барского плеча и лисьей физиономией. Подле него в деревянной лохани мокли связанные пучками прутья - розги.

Скамья, лохань, розги не были в новинку Гошке. Сухаревские мальчишки любили бегать в соседнюю полицейскую часть, где каждодневно наказывался розгами московский простой народец, а частенько, по запискам своих владельцев, и крепостные из дворни за большие и малые, подлинные и мнимые прегрешения. Потешались, глядя, как бородатый дядя, иной раз почти господского вида, истово крестился, медленно стягивал портки и, кряхтя, укладывался на скамейку, искательно заговаривая с неторопливыми и важными полицейскими служителями.

Гошка вместе со всеми бегал к полицейской части. Ему всегда бывало жаль наказываемых. Однако не тебя секут - другого, чужая беда к спине не липнет. Тут же готовилось нечто совсем иное. И хоть не его был черед укладываться под моченые прутья, Гошка понимал: они припасены и для него, и для его брата Мишки, и для дяди Ивана, и тетки Пелагеи, и отвратительно думать - для его отца с матерью, и для деда Семена.

Ему вдруг захотелось бежать отсюда сломя голову. Куда угодно, только подальше от этой скамьи, от холеного, тщательно выбритого старика в синем стеганом халате с длинной трубкой в руках, его, Гошкиного, не хозяина владельца! Гошка даже сделал невольно движение в сторону. Но Прохор, должно быть угадав его намерение, остановил:

- Погодь, солдатик. Тебе тут первейшая наука. По счастью, на чужой беде в сей раз. Гляди и запоминай.

Старый барин опустился в кресло, услужливо подставленное седеньким худым человеком, барского обличия.

- Кто у нас нынче? Никифор? Что же ты, братец? - холодно спросил Стабарин, обращаясь к дюжему мужику, смятенно мявшему в руках ветхую поярковую шапку.

Мужик повалился на колени:

- Смилуйся, государь!

Стабарин брезгливо скривился:

- Пустое, Никифор. А завтра урок не выполнишь, велю кликнуть Мартына. Григорий, приступай.

Человек с лисьей физиономией согнулся пополам:

- Слушаюсь, батюшка! - И Никифору: - Ну, буде... буде утруждать барина.

Мужик тяжело поднялся с земли и покорно лег на скамейку.

- Трубку! - произнес помещик. - Хотя надо бы две.

- Благодарствуем... - проговорил невнятно мужик на скамейке. И тише, чтобы не услышал барин, лисьемордому просительно:

- Не замай, Григорий Иванович. Отблагодарю...

- Но! Но! - стрельнул глазами лисьемордый, очевидно опасаясь, что слова мужика донеслись до барина.

Свистнули в воздухе розги и, брызгнув водой, с силой опустились на голое белое тело мужика, выглядевшее ужасно жалким и беззащитным.

- Полегче, родимый!

- Но! Но! - высоким голосом повторил Григорий. - У меня не понежишься...

- Батюшка, вступись... - взмолился мужик, обращаясь теперь к помещику. - Ить в поле мне завтра...

- За дело, Никифор! За дело! - удовлетворенно, почти благодушно отозвался барин. - У меня зря не наказывают, сам знаешь.

Свистели и с мерзким звуком, от которого Гошку передергивало, опускались розги. Вскрикивал и стонал мужик. Покуривал неторопливо поданную ему трубочку барин. Понурившись, ожидали своей очереди мужики и бабы.

- Ничо! Ничо! - гневно подбадривал Гошку отставной солдат Прохор. Мы к этому народ привычный, а ты возьми да не привыкни! То-то будет потеха!

Откуривши трубочку, Стабарин молвил:

- Будет на сегодня, Григорий!

- Благодарствую, батюшка... - натягивая порты, поднялся со скамьи Никифор.

- Кто у нас следующий?

- Анфиса, батюшка! - поспешно ответил Упырь. - У барыни, извиняюсь, подол юбки спалила утюгом.

- Анфиса?! - даже весело осведомился Стабарин.

Молодая баба с оттопыренным животом повалилась на землю:

- Виновата, барин, голубчик! Виновата!

- Это хорошо, что сознаешь свой проступок. Однако наказать тебя придется.