Молотов требовал информации от своих послов и от Потемкина, который, возвратившись из Анкары, отправился с визитом в Бухарест, Софию и Варшаву. Потемкин отвечал из Варшавы 10 мая: «Без участия СССР Франция и Англия не могут обеспечить действительную помощь Польше и Румынии против Германии». Он, по сути дела повторял заявления Исмета Вейгану о том, что Франция не выдержит войны против Германии без помощи Советского Союза. Но «самым примечательным» было то, что Британия делала свои предложения, прося Советский Союз о помощи, но не желая при этом ничем поступаться в ответ, желая распоряжаться советской поддержкой лишь по собственному усмотрению и в собственных интересах, вовсе не принимая в расчет интересов России. Пусть даже так, спрашивал Потемкин, но «должны ли мы, однако, просто-напросто отклонить английское предложение?» И тут же отвечал, что условное принятие британских предложений сулило советскому правительству определенные выгоды: повышение международного престижа, возможность избежать прямого сотрудничества с Польшей и Румынией, меньшую связанность обязательствами, возможность действовать только, когда в действие вступят Франция и Британия. А указать на недостатки британского предложения мы могли бы уже в процессе его согласования, говорил Потемкин, и уже тогда постараться приблизить его к сути литвиновских предложений от 17 апреля. «Прошу учесть, — писал Потемкин (на случай, если Молотову не понравятся его советы), — что этот ответ мне пришлось составлять на ходу, в условиях спешки». 64
Потемкин мог не беспокоиться на этот счет, потому что примерно с теми же предложениями к Молотову обратился и Суриц. Он прошелся по всем недостаткам британских предложений, отмечая, что с Советским Союзом в них предпочитают обходиться как со «слепым спутником», которому отведена роль тащиться следом за французами и британцами, не в состоянии рассчитывать на их помощь, даже если обязательства, взятые на себя по договору, будут чреваты для него неприятными последствиями. Изложив все это, Суриц однако не советовал с ходу отметать британские предложения. Это могло бы послужить интересам Бонне и Чемберлена, давая им возможность свалить вину за срыв переговоров на Советский Союз и оправдать себя перед общественным мнением — которое, как отмечал Суриц, в целом поддерживает идею альянса с Советами. Короче говоря, Суриц рекомендовал принять последние предложения Бонне (от 29 апреля) как основу для дискуссии. Тогда Москва имела бы возможность, говорил Суриц, «перед всем миром декларировать нашу готовность помочь соседям, подвергшимся нападению, и положить конец всем сказкам о нашей якобы двойной игре с Германией». Мы продемонстрировали бы нашу гибкость, готовность идти на компромисс и принимать разумные контрпредложения. Приняв предложения Бонне за основу для обсуждения, мы привлечем на свою сторону подавляющее большинство французской общественности, и таким образом усилим давление на англичан, делая более сложной задачу Чемберлена изворачиваться перед парламентом. 65
Майский не мог согласиться с коллегами. Он был против принятия британского предложения, хотя ни слова не сказал по поводу предложения Бонне. Он сообщал о беседе с Галифаксом 9 мая, в которой министр опять пытался рассеять страхи советского правительства, что Британия бросит их на произвол судьбы перед лицом Германии. Майского не убедили уверения Галифакса; декларация по-британски так и оставалась односторонним обязательством в том, что Советский Союз должен прийти на помощь Франции и Британии, если они окажутся втянутыми в военные действия, а вот тождественных действий с их стороны не предусматривалось. В конце концов Галифакс, соглашаясь с Майским, сказал: «Если, однако, нам эта формула не правится, он просит нас предложить другую формулу», которая отвечала бы желаниям обеих сторон. Майский отдавал должное доброй воле Галифакса; он подчеркивал, что Галифакс дважды обратил его внимание на желание британского правительства достичь соглашения с Советским Союзом. Но Майскому не поправилось, что новые британские предложения практически ничем не отличались от тех, которые были выдвинуты 14 апреля; и это уже после того, как Гитлер объявил (28 апреля) об отказе от германо-польского пакта о ненападении и англо-германского военно-морского соглашения. Чтобы подчеркнуть этот момент, Майский добавлял: «что за последние дней десять после речи Гитлера здесь вновь подняли головы "умиротворители"», — «Times» как раз начала в то время большую кампанию «за еще одну попытку» прийти к соглашению с Германией и Италией. «Лично я считаю, что предложение, вчера сделанное Вам Сидсом, неприемлемо, но думаю, что это не последнее слово англичан». 66 Может, это просто совпадение, что Оливер Харви, личный секретарь Галифакса, за шесть дней до того, как Майский отослал свою депешу Молотову, отметил в своем дневнике, что «"умиротворительство" опять поднимает свою отвратительную голову. Я уже не раз слышал намеки, что оно уже во всю маячит у нас за спиной в номере 10 * . Впрочем, это вполне нормально, что и руководство "Times" опять берет душераздирающую пораженческую ноту — "Данциг не стоит новой войны..."». 67 В докладах Майского наряду с высказываниями Галифакса вскользь упоминается и о настроениях в Лондоне.
Читать дальше