Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Французское и британское правительства наверняка сожалели об уходе Литвинова. Его преемник, Молотов, был человеком совершенно другого сорта — безжалостный, хладнокровный сукин сын, по-собачьи преданный опричник, который следовал сталинским указаниям до последней буквы. Молотов был вторым по могуществу человеком в СССР. Начав карьеру с неприметной бюрократической должности, он стал, по словам Ленина, «товарищем, заполняющим кабинет». В отличие от Литвинова Молотов не бывал за пределами Советского Союза, не говорил на иностранных языках. И там, где Литвинов старался держаться подальше от политических мероприятий партии, Молотов, как сталинский приспешник, находился в самой их гуще. Вот уж кто на самом деле был по горло в крови репрессий; бывало, что он сам подписывал смертные приговоры жертвам, зачастую собственным коллегам. И даже в старости Молотова едва ли мучили угрызения совести. Не было секретом, что Молотов и Литвинов очень не нравились друг другу. «Да, да, — вспоминал Молотов, — Литвинов только случайно жив остался». 57 По словам Черчилля, который познакомился с Молотовым во время войны:

«Он жил и преуспевал в обществе, где беспрестанно плетущаяся интрига сопровождалась постоянной угрозой персональной ликвидации. Его похожая на пушечное ядро голова, черные усы, пронизывающие глаза, грубо вырубленное лицо, изощренность в разговоре и невозмутимая манера вести себя вполне соответствовали его качествам и навыкам. Он лучше всех других подходил на должность проводника и инструмента политики этой непостижимой машины... Я никогда не видел человеческого существа, которое бы можно было с большим основанием назвать современным роботом. И несмотря на все это он был вполне разумным, даже не лишенным некоторого лоска дипломатом». 58

4 мая, как и предчувствовал Литвинов, британцы возобновили свое предложение об односторонних гарантиях. Однако то, что последовало за этим было вовсе не так предсказуемо. Потемкин отправился в Анкару, чтобы продолжить переговоры об улучшении отношений с Турцией — важным союзником Советов в предвоенные годы, — которые начались в то же самое время, что и переговоры с англичанами и французами. Он встретился с турецким президентом Исметом Иненю, который был настроен критически по отношению к британцам и французам за то, что они не смогли воспрепятствовать германской экспансии на восток. Исмет был убежден, что англо-французская политика направлена только на то, чтобы самим остаться в стороне и состоит в ожидании того, что Германия истощит себя в восточной войне и тогда в конечном итоге французы и англичане смогут стать вершителями судеб Европы. К несчастью, они просчитались и первыми жертвами стали Австрия, Чехословакия и Албания. Остававшиеся независимыми государства Восточной Европы, по словам Исмета, потеряли веру в англо-французскую поддержку и теперь размышляют о том, каким бы образом вступить в соглашение с Гитлером. Британия и Франция наконец узрели эту опасность и начали переговоры с Турцией и Советским Союзом. «По мнению Исмета, СССР не должен уклоняться от предлагаемого [англо-французского] сотрудничества». Он убеждал Потемкина, что лучше принять предложение Бонне или в крайнем случае британскую концепцию односторонних гарантий и, уже исходя из этого, строить свои отношения с ними. Сам факт принятия, говорил Исмет, не нанесет никакого урона советскому «достоинству». Англо-франко-советский альянс был жизненно необходим. Вейгану, который был с визитом в Турции примерно в то же время, Исмет говорил примерно то же, что и Потемкину — что «без поддержки СССР Франция не сможет защититься против Германии». 59

Прислушалось ли советское правительство к советам Исмета? Пайяр телеграфировал в Париж, что судьба французских предложений складывается, мягко говоря, неудачно, «...и это в то время, когда нам крайне необходимо привлечь СССР на свою сторону, связать его хотя бы словом, вместо того чтобы давать ему новые поводы замыкаться в себе...». 60 8 мая Сидс отправился на встречу с Молотовым, чтобы представить ему британские предложения. Молотов был вежлив, но настроен скептически, когда интересовался готовностью англичан к штабным переговорам и военному соглашению. И еще Молотов был несколько обескуражен несовпадением французских и британских позиций — он хотел бы понять, в чем тут дело. У Сидса не было ясного ответа на этот вопрос. Затем последовали уже привычные и как всегда непростые вопросы о позиции Польши. Сидс отделался дежурным ответом, что поляки, как всегда, находятся в предчувствии нападения нацистской Германии. Затем Молотов с неудовольствием выговорил Сидсу за британскую задержку с ответом на предложения Литвинова: «Советское правительство всегда отвечает в течение трех дней, вместо трех недель». Сидс ответил довольно сухо: «Снимаю шляпу перед советской расторопностью». Молотов «от души рассмеялся», хотя в обсуждаемом не было ничего смешного. Пайяра не убеждали британские и польские уверения, что все средства хороши — лишь бы не рассердить Гитлера; если уж решено сопротивляться нацистской агрессии, необходимо принять все требуемые меры, чтобы добиться своего. 62 Для обсуждения некоторых из этих вопросов Молотов встретился с Пайяром 11 мая, но на этой встрече он уже больше подчеркивал важность реального сотрудничества в противовес бесполезным бумажным заявлениям. 63