Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

14 мая стало решающим днем в переговорах о формировании антинацистского альянса. Были и другие возможности договориться, но эта представляется наиболее реальной. И она была утрачена; из-за того, что тон в политике (по крайней мере в британской, хотя возможно в неменьшей степени и во французской) задавал антикоммунизм; из-за того, что советское правительство так и не смогло избавиться от глубокого недоверия, которое испытывало к Лондону и Парижу после Мюнхена и других провалов политики коллективной безопасности, происшедших по их вине. Может быть, единственным путем убедить Молотова и его коллег в доброй воле англо-французов была бы отставка Чемберлена, Даладье и Бонне. Но les intentions se jugent aux actes — дела говорят громче слов; и это было аксиомой, которую советское руководство постоянно применяло в оценке своих отношений с Британией и Францией. Отставки и новые лидеры, такие как Черчилль, Мандель и другие, могли бы изменить ситуацию. Но Черчилль пришел лишь много позже, а Мандель не пришел вообще.

Оппозиция Невилла Чемберлена альянсу с Советским Союзом была решающим фактором провала трехсторонних переговоров летом 1939 года и внесла немалый вклад в приближение Второй мировой войны. Причем его враждебность и недоверие к Советам сильнее всего проявлялись, когда он позволял себе расслабиться и рассуждал об этом наедине с собой. «Боюсь, что эти русские доставят нам еще немало хлопот», — писал он сестре Хильде 14 мая, в тот самый день, когда Молотов отверг британское предложение об односторонних гарантиях.

«Это какой-то странный способ вести переговоры. Ответить на наше резонное и вполне выдержанное по тону предложение публикацией тенденциозной и односторонней отповеди в своей прессе [10 и 11 мая]. Они не имеют ни малейшего понятия о традициях и менталитете других народов, не говоря уже о манерах, и тем самым играют на руку нашей оппозиции. А последние не желают видеть ничего, что не возвышало и не прославляло бы Россию; или, возможно, они прекрасно понимают, что если этот альянс, на который не стоит возлагать больших надежд, оттолкнет от нас Испанию и заставит ее сблизиться с державами Оси, то мы потеряем на Западе гораздо больше, чем когда-либо сможем приобрести на Востоке...». 1

Вопрос об испанской враждебности обсуждался на заседании кабинета несколькими днями раньше. Это была уже франкистская Испания, которая в марте 1939 года окончательно расправилась с республиканцами. Альфред Эриль, лорд Чатфилд, министр координации обороны, не придавал большого значения испанской недружественности: враждебную Испанию можно было «призвать к порядку» блокадой. Гораздо большей опасностью представлялось нацистско-советское сближение; чтобы избежать этого, Британии можно было и позаигрывать с Россией. Но сам Галифакс не знал ни о чем похожем на «некие секретные соглашения, которые якобы заключаются между господином Гитлером и мистером Сталиным». Я считаю, что «не стоит испытывать особого доверия к таким сообщениям, — говорил он, — которые, вполне возможно, распространяются людьми, желающими подтолкнуть нас к пакту с Россией». 2 Мнения кабинета разделились таким образом: те, кто были против союза с Россией, старались преуменьшить опасности, которые сулил его провал; те, кто были за альянс, наоборот, указывали на бедственные последствия его провала; а так как вскоре эти бедствия стали реальностью, то никто уже не мог обвинить их в преувеличении. Даже после категоричного ответа Молотова Сидсу вечером 14 мая, отвергавшего односторонние гарантии, Сарджент сообщал Чатфилду, что Форин офис «все еще не желает принимать русское предложение о всеобъемлющем договоре и взаимных гарантиях». Они надеялись, что такого рода неуступчивостью смогут заставить советское руководство «выказать свои намерения в полном объеме». «Я прихожу к выводу, — записал Ченнон, — что теперь решено не бросаться в объятья к русскому медведю, а протянуть руку и с чувством пожать ему лапу». 3

Французы были более готовы к альянсу с Советами. 15 мая Бонне порекомендовал Корбену надавить на англичан с целью, чтобы те побыстрее откликнулись на советскую увертюру и еще раз рассмотрели французское предложение от 29 апреля о создании трехстороннего альянса с ограниченной ответственностью. 4 Но как всегда, Бонне не так уж сильно настаивал. Выражения нетерпения чередовались у него с заверениями, что «само французское правительство было бы вполне удовлетворено британской формулой [соглашения], если бы удалось убедить советское руководство принять ее». Учитывая расхождения между британским и французским предложениями к Москве, Бонне заверял англичан, что Пайяру были даны указания не создавать у Молотова впечатления, что между Лондоном и Парижем существует какая-либо разница во взглядах». Но и Пайяр и сам Бонне уже указывали русским, что такая разница определенно существует. И Пайяр был довольно откровенен на этот счет с Потемкиным». 5