Луис Ламур - Ландо

Херраре мое заявление пришлось не по вкусу, имя Кортины связывало руки, а оставлять нас в покое не хотелось.

- Почему вы остановились именно здесь?

- Черт, - тотчас же отозвался я, - вы ведь лучше разбираетесь в скоте, чем я. Мы совершенно загнали этих быков, добираясь сюда. Другие ковбои тай и не появились, и нам пришлось трудно. Мы чуть не загнали своих лошадей. Нам нужен отдых.

Конечно, это было правдой, и моя речь звучала вполне убедительно.

- К вам в лагерь больше никто не приезжал, кроме сеньориты? - спросил он.

- Если кто и приезжал, то мы не видели. И очень надеемся, что кто-нибудь проедет мимо и продаст нам что-нибудь из продуктов. У нас мало жратвы.

Он задал еще несколько вопросов. Потом они ускакали, но у меня было подозрение, что Херрара оставит наблюдателей и не уедет далеко.

Мигеля несколько раз ударили по лицу плетью и один раз кнутовищем. Глаза его заплыли, щеки и нос распухли, из раны сочилась кровь.

Он умылся и посмотрел на меня.

- Будь осторожен, друг. Этот человек не забудет, что ты угрожал ему оружием и заставил отступить.

- До границы двадцать пять миль, - сказал я. - Сможем ли мы преодолеть такое расстояние за один перегон? Даже если потеряем часть скота?

- Если сопутствует удача, человек может сделать все, что угодно, пожал плечами Мигель.

Поразмыслив, я пришел к выводу: если что-то должно произойти, то случится очень скоро. Завтрашней ночью или послезавтра мы погоним стадо к границе. И заберем золото с собой.

Но сейчас золото меня мало волновало. Я думал об отце. Мой отец, которого я не видел так долго, был где-то рядом, в темноте.

Но знает ли он, что я здесь?

Глава 7

Мигель разбудил меня через час после полуночи. Я поднялся, поежился от холода и сырости. Угли в костре пылали жарко, и кофейник уже кипел. Мой конь был оседлан и ждал меня. Джин спала, ее голова покоилась на седле.

- Тихо, черт побери, - сказал Мигель, - подозрительно тихо.

Он очень плохо выглядел. Лицо совсем раздулось, из открытой резаной раны сочилась кровь.

- Утром попробуем сделать рывок к границе. Ложись, поспи, - посоветовал я.

Сказать по правде, меня пугала роль первого лица в нашем маленьком отряде, которую и Джин, и Мигель с радостью уступили мне. Я никогда не участвовал в перестрелках. Ответственность за судьбу друзей давила мне на плечи, а сомнения в правильности решений грызли душу.

Мигель устал как собака и, завернувшись в одеяло, уснул раньше, чем я успел допить кофе. Мне вспомнилась его жена, оставшаяся в Техасе. Что бы ни случилось, он должен к ней вернуться. Но я знал - этот парень отправится туда только вместе со мной. Мигель оказался на редкость верным человеком.

Стадо спокойно отдыхало. Травы и воды вокруг было достаточно, и бычки даже начали нагуливать жирок. А может, накапливали силы для того, что им предстояло.

В кустах завывал ветер. Закончив пить кофе, я отставил в сторону чашку, взял ружье и поскакал к стаду, тихо напевая. Волны шумели, набегая на берег бухты, о чем-то беспрерывно шептал тростник. Время от времени принимался накрапывать мелкий дождик.

В такую ночь хорошо удирать от погони, - подумал я. - Херрара, конечно, оставил наблюдателей, но в холодную ненастную ночь у беглецов всегда есть шанс.

Стараясь держаться осторожно, с оружием наготове я дважды объехал стадо, пытаясь сориентироваться. Но ничего не увидел и не услышал.

Мало-помалу в голове моей возник очень четкий план окружающей местности. Морской залив на востоке и два более широких на севере и юге. Нечто подобное однажды набросал отец на полу у задней двери нашей хижины... На самой восточной точке суши он поставил крест. Вот оно то место! Теперь я точно знал, куда надо идти утром.

Забрезжил рассвет, когда я повернул к лагерю. Скот уже поднялся и мирно пощипывал траву. Если то, о чем я думал, правда, мы ночью покинем эту страну. Поверьте, мне очень хотелось покончить с золотой эпопеей.

Когда я подъехал к костру, Джин и, как мне показалось сначала, Мигель пили кофе. Как ей удалось на таком ветру причесать волосы и замечательно выглядеть? - подумал я и тут же остолбенел от неожиданности. Тут я понял, что у костра спиной ко мне, завернувшись в одеяло сидел вовсе не Мигель. Человек обернулся.

Это был мой отец.

Он держал обеими руками чашку кофе. Таким больным и тощим я его никогда не видел. Лицо осунулось, спина сгорбилась.

Наши глаза встретились, и минуту не меньше мы глазели друг на друга, как два дурака.