Артем Драбкин - По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

Сегодня мы остановились в деревне, и нам крупно повезло. Хозяйка выделила нам кровать и громадную перину. Мы извлекли из вещмешков шелковые рубашки (все, что осталось от мирной жизни), надели их и втроем, Ира, Оля и я, улеглись на перину. Какое это было блаженство — передать невозможно. Во-первых, сон, во-вторых, перина, в-третьих, разделись, как в мирное время. А солдатики на полу — автомат под голову и только расслабили ремни — в общем, готовность номер один. Уснули, конечно, как убитые. Сколько проспали — неизвестно, и вдруг страшный грохот разбудил нас — в избу что-то попало. Кругом грохотало — рядом горело. Ничего нельзя понять и увидеть. Я успела схватить только телогрейку, уткнулась в сапоги. Больше ничего найти не могла. Выбежали на улицу, вскочили в первую попавшуюся машину и еле унесли ноги. Пропало мое обмундирование, документы и комсомольский билет.

У нас новая подружка — Тоня Скрупская, москвичка, пришла к нам из авиации в унтах. Отчество у нее не очень популярное — Адольфовна. Нам всем она очень понравилась, теперь нас четверо.

Мы остановились в деревне Городище, забито все — не поймешь кем и чем. Мы отыскали одну избу, но там экипаж бомбардировщика, двое раненых. Они никого к себе не пускают, но нас пустили. На двери повесили — «Сыпной тиф», чтобы больше никто не лез. Ребята мировые. Вместе готовили обед, продукты авиационные, нам такие и не снились. Садимся обедать вместе, кто последний выходит из-за стола, моет котелки и посуду.

Настроение у всех такое — есть очень хочется — вкуснота необыкновенная, а мыть никому не хочется. К концу трапезы начинаем выставлять из-за стола по одной ноге и таким образом на скамейке сидим уже верхом, почти боком к столу и потом, как по команде, шарахаемся в сторону. Кто-то зацепил ногой скамейку, и мы все под громовой хохот растягиваемся на полу, и за столом никого не остается.

Тютин принес Оле чемоданчик с вкусными вещами, так что пир продолжается. Очень жаль было расставаться с ребятами.

Наконец-то мы увидели «катюшу». Огневую позицию выбрали почти рядом с нами. Зрелище потрясающее! Сделали несколько залпов и уехали. И сейчас же появились «Юнкерсы», но бомбежка никому вреда не причинила, а «катюш» уже и след простыл.

Мы остановились в большом селе, оно настолько забито войсками, что найти свободную избу просто невозможно. Село сильно бомбят. Все ушли в кино. Иногда нам показывают фильмы в каком-нибудь большом сарае. И настолько у всех выработалась реакция на звук бомб и снарядов: как только в кино услышат — все пригибаются, а кто и ложится, ведь сидят-то на земле. А я осталась, очень хотела спать, да и ночью мне работать. И вот началась ужасная бомбежка. Мне казалось, что скамейка, на которой я лежала, прыгает по комнате, но я продолжала спать. Было темно, самолеты спускались почти на бреющий, и кто-то ракетами им указывал объекты. Задержать никого не удалось. Ночью я дежурила, раненых у нас еще не было, ко мне вдруг явился летчик. Летчик как летчик — в шлеме, в комбинезоне и унтах, с планшетом и стал требовать, чтобы ему сказали, куда отправили летчиков из их части, якобы находившихся у нас. Летчиков, как он утверждал, было четверо. У меня хорошая память на фамилии, я без журнала почти всех помню, мы обслуживаем не только свою дивизию, отказывать никому не имеем права, и все рода войск у нас были, но летчиков никогда не было, уж их-то я бы запомнила непременно.

Летчик этот целый час морочил нам голову, рассказывал анекдоты, предлагал мне махнуть унты на валенки и т. д. Потом пошел к начштаба — жаловаться. Романов вызвал меня и учинил разнос, но летчиков у нас не было — это я знала точно. Ночью прибежал шофер и сказал, что в его машине были наши вещмешки, а ему нужно ехать за ранеными, и он стал выгружать эти мешки. Один из мешков оказался очень тяжелым, и он принес его к нам. Вместе мы развязали мешок и ахнули — в нем было две ракетницы и ракеты. Это диверсант, который всю ночь сигналил самолетам, хранил один из своих мешков в нашей машине. Вызвали дежурного по части, начштаба. Я сказала Романову еще раз, что летчик ищет у нас того, кого никогда не было. И что ему вообще здесь делать, когда аэродромы от нас стоят за тридевять земель?

Летчика задержали, вызвали в особый отдел. Ракеты больше не взлетали, хотя самолеты очень ждали их.

Летчик оказался фрицем. А нам он всем сначала так понравился. Ст. л-нт из особого отдела рассказал, что в соседней деревне часовой стоял у штаба, и в это время низко над деревней идет самолет. И вдруг часовой увидел, как совсем рядом незнакомый политрук, со звездочкой на рукаве, выстрелил из ракетницы. Самолет сбросил бомбы, накрыл штаб, отвалившейся стеной солдату придавило ноги, но он все же успел выстрелить в политрука, он оказался диверсантом. А в один из политотделов прибыл полковник. Секретарь партийной организации, принимая взносы, обратил внимание, что за последние два месяца сумма взносов начислена неправильно. Он сообщил в особый отдел. Полковник оказался шпионом.