Дмитрий Волкогонов - Ленин - политический портрет. Кн. 2.

Приверженность к диктатуре (неважно какой: пролетарской, партийной, идеологической, личностной) устраняет вначале политические, а затем и моральные ограничители. Это с неизбежностью ведет к трагедии свободы, которую Ленин никогда по-настоящему не ценил.

Естественно, генетические основы системы, заложенные Лениным, не дают оснований для прямых обвинений лидера российских большевиков во множестве преступлений, ошибок и просчетов, которые совершили его последователи.

Ленин, например, не несет ответственности за чудовищный расстрел тысяч поляков в 1940 году по решению Политбюро. Мне говорил один большевистский старец, что Сталин не мог простить постыдного для Советской России Рижского мира с Польшей и, мол, это злодейское решение несет печать мести за позор поражения в 1920 году. А затем, уничтожив несчастных в Катыни, попытались все свалить на фашистов.

Но разве Ленин не давал в августе 1920 года поручения Склянскому, Дзержинскому "вешать кулаков, попов и помещиков", имея в виду "свалить эти преступления на находившиеся в Польше части Булах-Балаховича". Разве эта методология насилия и лжи была забыта?

Ленин не несет, разумеется, ответственности за "подготовку и организацию террористического акта против Тито с использованием агента-нелегала Макса. Задание в Москве было сформулировано весьма ясно: "Поручите Максу (советский агент Григулевич имел статус дипломата третьей страны) добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито и присутствующих в помещении лиц. Сам Макс не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни Максу ему будет предварительно привита противочумная сыворотка".

Конечно, Ленин и здесь ни при чем, когда мы читаем о подобных бериевских методах. Но еще в 1920 году Ленин поучал своих руководителей в связи с конкретными событиями: "Тайно подготовить террор: необходимо и срочно". Долго размышляя над истоками и сущностью ленинской жестокости, закамуфлированной под внешнее добродушие, я пришел к выводу о ее особом типе. Это не криминальная, политическая или национальная черта, а жестокость всего ленинского мировоззрения, жестокость его философии. Ленин настолько подчиняет себя цели, что все остальное, даже социально значимое, теряет свою ценность. Этому способствует и верховенство его воли над собственным интеллектом.

Конечно, Ленин не может нести ответственность за подготовку интервенции в Польшу в 1980 году. В документе, подписанном М.А.Сусловым, А.А.Громыко, Ю.В.Андроповым,

Д.Ф.Устиновым и К.У.Черненко, перед ЦК КПСС ставится вопрос о приведении ряда соединений нескольких округов в полную боевую готовность, а также о разрешении дополнительно "призвать из народного хозяйства до 100 тысяч военнообязанных и 15 тысяч автомобилей…".

Впрочем, здесь стоит вспомнить об одном теперь уже известном факте, который рельефно характеризует ленинское мышление советских руководителей.

В мае 1960 года посол в ПНР Пономаренко сообщил в Москву, что после XX съезда КПСС в рядах Польской рабочей партии идет "бурление". Хрущев, Микоян, Булганин, Молотов и Каганович решили лететь в Варшаву накануне пленума ЦК ПОРП. Охаб, Гомулка и другие польские руководители запротестовали. Тогда Хрущев с соратниками прилетели без приглашения.

Во дворце Бельведера, как явствует из стенографической записи, которую вел Микоян, после пленума состоялся бурный разговор. Гомулка и другие польские руководители хотели лишь одного — невмешательства во внутренние дела ПОРП, определения статуса советских войск в Польше, сокращения советских советников, отзыва маршала Рокоссовского с поста министра обороны в Варшаве.

Хрущев, Булганин, Молотов вели себя воинственно, кричали: "Выхотите повернуться к Западу лицом, а к нам спиной…", "Вы забыли, что в Германии находится наша огромная армия…". Страсти накалялись.

"Во время этой беседы кто-то из польских товарищей передал Гомулке записку. Тот, обращаясь к Хрущеву, говорит: "Мне сообщили, что ваши части, находящиеся в западном районе Польши, движутся сейчас с танками на Варшаву". Гомулка попросил вернуть их в места своей дислокации. Мы переглянулись, и Хрущев дал указание Коневу (Главнокомандующий войсками Варшавского Договора. — Д.В.) остановить движение танков и вернуть их в места своего расположения".