Дмитрий Волкогонов - Ленин - политический портрет. Кн. 2.

Вероятно, Ленин был единственным в истории человеком, который вознамерился осуществить коренные революционные перемены не в масштабе общины, региона, государства, континента, а всей планеты. Его мятежный дух не знал границ, не хотел ограничиваться национальными рамками и абсолютно не был связан соображениями морали и религии. Ленин был готов к самосожжению не только своей собственной души, но и всей человеческой цивилизации. Повторимся, вождь был готов на гибель огромной части русского народа, лишь бы оставшиеся на этом пепелище дожили до мирового пожара. Можно сказать, что Ленин был не только тотальный большевик, но и планетарный реформатор. К счастью для людей, чрезмерное сбывается крайне редко, и экспериментальным полем истории стала лишь часть планеты, правда, очень большая.

Ленину не хватило главного темпа: не зажглась революция в Германии. Ленин так и не понял, что немецкая революция угасла, так и не разгоревшись, не в результате предательства "ренегата Каутского" и германской социал-демократии, а потому что рабочие в нее не верили, интеллигенция ее не хотела, а крестьянам она была просто чужда. Я уж не говорю, что для армии и средних классов революция была враждебна. Немецкие миллионы марок помогли Ленину совершить революцию в России, а большевистские деньги (в еще большем количестве) оказались в Германии выброшенными на ветер. Революция в России стала в немалой степени возможной потому, что большевики разложили армию. Карлу Либкнехту с немецкими революционерами сделать это не удалось. Германская армия, уже неспособная противостоять Антанте, оказалась достаточно сильной, чтобы быстро подавить инспирированную революцию.

Так что, победив в октябре 1917 года и добившись главного: захватив власть в гигантском государстве, Ленин уже вскоре начал терпеть одно поражение за другим. Во внешней сфере это крах надежд в Германии, Венгрии, Персии, Индии, Китае, Польше, других странах. В силу ряда причин, среди которых большевики всегда выделяли "предательство рабочих вождей", произошла, как пишет А.А.Иоффе, "задержка мировой революции".

Но и в сфере внутренней поражения Ленина не заставили себя ждать: несостоятельность политики "военного коммунизма", неистребимость новой бюрократии, глухая оппозиция всего общества большевизму, отсутствие партийного единства, которого так добивался вождь… Поэтому правильно будет сказать, что поражение ленинизма свершилось не через семь десятилетий после октябрьского триумфа, — оно обозначило свои роковые контуры еще при жизни вождя.

Это выразилось, в частности, в замене социалистического строительства строительством государственным. Большевики частью осознанно, а частью стихийно стали использовать огромнейший арсенал, накопленный самодержавием: всевластие чиновничества, жесткая централизация, государственное единоначалие, регламентация общественной жизни, опора на религию (большевики — на идеологию). Все это означало сохранение имперского стиля правления, к которому прибегли большевики. Ломая государственную машину самодержавия, буржуазии, Ленин быстро воссоздавал ее в зловещем большевистском виде

Еще никому не удавалось показать кукиш Истории. Не смог этого сделать и Ленин. Разрушая самодержавную, а затем буржуазную диктатуру, лидер большевиков не придумал ничего другого, как заменить ее диктатурой своей партии. Исторические традиции крепко держали российских якобинцев за фалды.Неспособные к позитивной эволюции, они революционным путем заменили одну форму гнета на другую, более жестокую и отвратительную. А все это произошло потому, что свобода как цель никогда не была у Ленина в числе главных приоритетов. Побеждая меньшевиков, кадетов, эсеров, Ленин прямым путем шел к историческому поражению.

Я слышал много раз, когда честные люди, выращенные в условиях советской системы, с убежденностью говорили: "Проживи Ленин еще десяток лет, все пошло бы по-другому…" В интонации часто слышались тоска и утраченная надежда.

Действительно, можно с немалой далей реального допустить, что едва ли Ленин стал бы уничтожать своих соратников по Политбюро, трудно представить, чтобы он провел коллективизацию ценой десяти миллионов крестьян, а устранение инакомыслия (даже потенциального) приняло бы такие размеры, как в конце тридцатых годов. Все это так.

Но даже более "умеренный" коммунизм Ленина был бы большевистским! Несомненно! Были бы и террор, и коллективизация, и охота за "нечистыми". Та система, которую создал Ленин, не могла действовать иначе, нюансы возможны лишь в масштабах и размерах. Но совершенно ясно одно: Ленин, как и его соратники, никогда не смог бы отказаться от диктатуры. Ибо верно отмечает Бердяев: "Ленин — антигуманист, как и антидемократ". Добавим — абсолютный.