Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

6 августа 1938 года в боевом порядке полка из пяти эскадрилий летим бомбить японских захватчиков у озера Хасан. Впереди, справа и слева от нас — другие полки бомбардировщиков и истребителей, всего около пятисот самолетов. Первые разрывы японских зенитных снарядов среди боевого порядка нашей эскадрильи. Бомбы сброшены. Вся сопка Заозерная, захваченная японцами, перепахана воронками от разрывов бомб.

Через год меня назначают командиром звена. Отдаю все силы совершенствованию боевой подготовки звена. Летаем днем и ночью в простых и сложных метеоусловиях, и на соревнованиях в ВВС 1-й Отдельной Краснознаменной армии наше звено занимает первое место. Вскоре наш полк занял первое место по боевой подготовке в ВВС Красной Армии.

В начале 1941 года перед строем полка зачитали приказ о моем назначении на должность заместителя командира пятой эскадрильи. Командир эскадрильи Барулин поздравил меня с назначением и сказал:

— Займись, Осипов, отработкой тактики действий экипажей, звеньев и эскадрильи бомбардировщиков. Время сейчас тревожное. Нам надо не только хорошо летать, но и научить наши экипажи воевать. Ты это умеешь, а я тебе помогу.

А теперь командир эскадрильи Лесняк, я — его заместитель, а Барулин стал помощником командира полка.

Г. А. Осипов. 1937 г.

Вспомнились теоретические статьи о характере войны, опубликованные перед войной. В них часто повторялся тезис о том, что «новая война начнется с того, чем закончилась предыдущая».

Но весь ход начавшейся войны, известный нам по сводкам, показывал, что война началась совсем по-другому: глубокими прорывами подвижных войск противника, а не пограничными сражениями, как ожидалось. Думалось, что по-другому должна была бы действовать и авиация, но как — было неясно. И нам предстояло в этой смертельной борьбе за Родину найти свое место и сыграть маленькую, но достойную роль.

В связи с введением «Положения о военных комиссарах» политработники полка Куфта, Лучинкин и П. А. Столяров стали комиссарами и в начале августа уехали на инструктаж в политотдел дивизии в Тулу.

Возвратившись из Тулы, комиссар нашей эскадрильи Лучинкин сначала многозначительно молчал, а потом по секрету сообщил мне, что линия фронта проходит значительно восточнее Смоленска, но севернее и южнее города ведут бои в окружении две наших армии. Стало ясно, что враг продвинулся на 400–450 километров в глубь нашей территории. Все это наполняло душу тревогой за судьбу Родины.

Вечером в комнате у Лучинкина собралось командование эскадрильи, пришли командир Лесняк, адъютант командира Рябов и я. По старой памяти пригласили и Гладкова.

— Ну, Дима, когда же, наконец, нас собираются отправить на фронт? — спросил Гладков.

— Обещают скоро, а когда — не говорят, — ответил Лучинкин.

— А каково в действительности положение на фронте? — спросил Лесняк.

— В штабе дивизии в Туле все считают, что положение стало лучше. Наши войска остановили продвижение немцев под Смоленском, — ответил Лучинкин.

— Да, под Смоленском остановили, а вот под Киевом житомирское направление сменилось на белоцерковское и корестеньское, значит, опять отступаем, — заметил Гладков.

— Почему наши все время отступают? — спросил Лесняк, не обращаясь ни к кому.

Наступило молчание, которое прервал Лучинкин:

— Известно, почему отступают, и мне, и тебе, командир, и всем нам. Товарищ Сталин 3 июля сказал, что отступление наших войск объясняется тем, что фашисты начали войну неожиданно в невыгодных для нас условиях, когда наши войска не были отмобилизованы, а 170 немецких дивизий в полной боевой готовности были придвинуты к границам Советского Союза. Вот почему.

— Дима, ты мне прописные истины не читай. Я это слышал и сам вместе с тобой разъяснял личному составу. У меня душа болит о другом, — сказал Лесняк.

— Так о чем же, командир?

— О том, что мы слышали и повторяли до войны, и о том, что случилось, — ответил Лесняк и, помолчав, продолжал: — Помнишь, Дима, как мы собирались воевать? «Ни пяди своей земли…», «малой кровью», «война будет наступательной» и прочее.

— Ну, это, командир, говорили до войны с Финляндией, пока не узнали, почем фунт лиха, но и тогда в печати кое-кто предупреждал, что война может перекинуться к границам СССР, — сказал Гладков.

— А что же изменилось после войны с белофиннами? — запальчиво спросил Рябов.