Владимир Лапенков: История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

Мы еще вернемся к этой и к подобным теориям, но сначала рассмотрим, по возможности кратко и не претендуя на истину в последней инстанции, как обстоят дела с научными теориями о происхождении индоевропейцев.

Парадокс, но если бы значительная часть известного лингвистического материала индоевропейских (ИЕ) языков до нас не дошла, то нам намного проще было бы определить вероятное место родины праиндоевропейцев. Информационная картина праиндоевропейского (ПИЕ) ареала, согласно строгой языковой реконструкции, включает в себя ссылки на самые различные трудносовместимые времена, регионы и формы хозяйственной деятельности. В этой модели присутствуют север и юг, лед, снег и жара; пихта, ель, сосна, виноград и шелковица; медведь, волк, рысь и бобр, но также — лев, слон, обезьяна, леопард, шакал и краб. В ней сочетаются скотоводство и земледелие, охота и рыболовство, все типы ремесел и судоплавание, признаки оседлости (город, свиноводство) и кочевничества (овца, лошадь, упряжь, колесница). При такой глобальной общности странным кажется отсутствие единого религиозного пантеона и ряда ключевых терминов. Против модели изначального ареального праединства говорит также чрезвычайная разнородность внешних данных ариев и обрядов погребения.

Даже если мы обратимся к более узкому в пространстве и более позднему во времени ареалу….Например, к области древнейшей ИЕ ветви хеттолувийских языков (Малая Азия), то и здесь картина не станет яснее. При явном наличии — уже! — разделения праязыка на диалекты мы — все еще — не находим там целого пласта известных общих понятий и форм. Удивляет отсутствие некоторых основных наименований родства, элементов сельскохозяйственной и сакрально-ритуальной лексики. Ссылки Вяч. Вс. Иванова на якобы местную табуированность понятийного ИЕ фонда не кажутся достаточным объяснением. Есть и другие трудности: сложности определения антропологического облика хеттолувийцев и их погребальных обрядов, да и часть местного понятийно-лексического фонда определена была весьма условно.

Основные географические претенденты на место ИЕ прародины таковы: степи Северного Причерноморья и Приуралья (М. Гимбутас, Э. Грантовский), Балкано-Карпатье (В.И. Абаев, И. Дьяконов, Б. Горнунг и др.), Малая Азия и Ближний Восток (В.В. Иванов, Т.В. Гамкрелидзе, Г. Матюшин) [4] К более изощренному типу отнесем модель В.А. Сафронова, сочетающую в себе все прочие, но изначальное ПИЕ единство относящую все же к Европе. Следует, однако, заметить, что по всем законам логики такая глобальная гипотетическая модель тем более чревата ошибочными выводами, чем более она претендует на точность в своих исходных определениях. . Каждая из гипотез имеет свои сильные стороны, но также наталкивается на непреодолимые противоречия. Реальная антропологическая картина ИЕ расселения от Рейна до Волги представлена средиземноморским, «узколицым», европеоидным типом (преобладает) [5] Причем, сам он был рассредоточен от Западной Европы до Средней Азии еще до эпохи бронзы. Правда, каждый из известных расовых типов не представлял собой нечто целостное и, кроме того, подвергался заметной метисации на подвижных и все время изменяющихся границах своего расселения. , палеоевропеоидным (кроманьоидным), арменоидным, нордическим и даже лапоноидным типами, что сразу снимает установку на происхождение от одной небольшой группы похожих друг на друга предков… Основной спор сводится к подстановке какой-либо археологической культуры к реконструированному ПИЕ языку.

Причем число различных археологических культур Юго-Восточной Европы явно превышает количество сопоставляемых с ними ИЕ языков; возможность для вольных интерпретаций здесь не ограничена. Немало и иных трудностей. Так, в области географического расселения индоевропейцев находилась цепочка балкано-карпатских культур (Варна, Эзеро, Караново, Старчево), которые не знали лошади, «вождизма», боевых топоров и военной экспансии, резко отличались антропологически (средиземноморский тип) и стилем хозяйства (развитые металлургия, земледелие, керамика) от степных соседей. (Правда, считать эти культуры слишком «феминистическими» трудно: мешает особая развитость у них кузнечного дела).

Схожая ситуация с культурами «золотого энеолита», Триполья и Майкопа, не являвшимися прямыми родственниками «ямников» или сменивших «ямников» народов. Возникает естественный вопрос: возможно ли эти культуры с многотысячелетней традицией свести к нулевому ИЕ субстрату? [6] Если же допустить их изначальную «индоевропейскость», придется тогда отнять формальное право на ПИЕ у степных народов. Одна проблема автоматически заменит другую. В целом картина явных различий южной, центральноевропейской и восточноевропейской этнокультурных областей позволяет сделать любой произвольный выбор в поисках начала ПИЕ-родины. С другой стороны, такая «точечная» локализация противоречит многим фактам естественной эволюции указанных культур, в конце которой мы застаем исторические и.-е. народы. И более того: изначальные различия пракультур логично вписываются в известную картину разделения и.-е. языков. С одной стороны, трудно поверить, что языки (в частности, имена и терминология), тысячелетиями там развивавшиеся, могли быть бесследно уничтожены, с другой — приходится смириться с тем фактом, что практически никаких надежных неиндоевропейских языковых следов из этого региона до нас не дошло.