Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

Еще раз можно повторить сакраментальную фразу — «Свет с Востока!». Это самая древняя традиция из всех существующих, она зародилась еще в мифах первобытных народов, относивших происхождение первопредков к стороне солнечного восхода, и продолжилась уже на иных, более рациональных основаниях у греков, писателей Ближнего Востока и авторов средневековых хроник. «Теории» средневековых писателей особенно легко ПОНЯТЬ: ведь, помимо чисто литературной традиции, подобный тип этногенеза оправдывался вполне реальными, историческими событиями, и не в последнюю очередь — известиями о передвижениях скифов, сарматов, готов и тюркских народов на территории Восточной Европы…

В целом Причерноморье, Циркумпонтийская область, тысячелетиями служило связующим звеном между культурным Югом, с одной стороны, и Севером и Западом — с другой. Это касается культурных воздействий самого различного рода, в том числе информационного характера. Где-нибудь в Крыму или на Кавказе перемешивались не только народы, но и идеи, уже оттуда направляясь в более дальние регионы. На деле мы очень мало знаем о реальной ситуации в тех местах, особенно в эпохи Великого переселения народов.

Среди прочих загадок нашей истории немало вопросов остается по поводу начала русской письменности. Вспомним, что во время своей «хазарской» (а по мнению Ламанского и Карташева — русско-славянской) миссии Кирилл-Константин ознакомился у херсонского ученого «самарянина» с Евангелием и Псалтирью, написанными «русьскими» («роушькими») письменами [115]. Отсюда становится ясно, что еще до проявлений греческого прозелитизма русы испытывали активную религиозную экспансию (в первую очередь с Востока), и тут были возможны влияния любого толка.

Рад ученых говорит об обилии богомильских воззрений в древнерусской литературе и даже связывает с ними волхвов Северной Руси. Некоторое арианство исследователи отмечают в символе веры при крещении Владимира, а в «речи философа» (ПВЛ) — апокрифические и даже еретические элементы. На широком конфессиональном пространстве Юго-Восточной Европы сталкивались болгарские богомилы, готы-ариане, армяне-монофизиты, персы-маздакиты и персы-несториане, тюрки-караимы и близкие к ним евреи-ананиты, и прочая, и прочая.

Исследователь еретических влияний на древнерусское христианство М.А. Буданов ( http://tower.vlink.ru/говорит о наличии на Руси в X–XI вв. следов ариан-ской, богомильской, ирландской и других религиозных традиций. Арианские черты, по его мнению, могли быть занесены из Крыма, Среднего Подунавья или Болгарии. Буданов упоминает точку зрения латинского духовенства на глаголицу как на готское (ариан-ское) письмо. «В дальнейшем, — пишет он, — глаголицу восприняли богомилы и патарены, которые распространили ее в Западной Европе. Можно предположить, что глаголица имела хождение среди различных неортодоксальных общин в качестве тайнописи… В Моравии, где было создано "Житие Кирилла", русской называли именно глаголическую письменность… Новосоставленная кириллица была призвана вытеснить глаголицу и тем самым подорвать в славянской среде воздействие еретических воззрений».

Он также обращает внимание на то, что «орнаментика в славянских глаголических рукописях и русских народных изделиях прикладного искусства… повторяет зооморфические мотивы крымских археологических памятников того же времени, что и символы», а так называемые Корсунские книги, «скорее всего, вообще не были славянскими, а принадлежали неизвестному нам народу русов, проживавшему в одном из районов Северного Причерноморья…».

По поводу грамматики «неизвестного народа», как и влияния на Кирилла зооморфных орнаментов (прямо-таки всюду их искал и обрабатывал!), весьма сомневаюсь. Столь же сомнительны предположения о том, что Кирилл мог использовать германские либо какие-то иные руны (в том числе славянские черты ирезы). Последние хороши для кратких посвятительных надписей, для поэтических заклинаний, но не для того, чтобы излагать ими библейские книги. В качестве маргинального довеска упомянем еще о высказываниях наших старых знакомых, Гриневича и Чудинова.

О том, какой язык мог изучать Кирилл в Корсуни, Гриневич пишет: «такое обучение было возможно лишь в случае близости языка книг, найденных Кириллом, к языку самого Кирилла». Странная логика (впрочем, для Гриневича это как раз нормально).

Еще оригинальнее выгладит теория Чудинова, который, в соответствии с собственными взглядами на появление и строение древних алфавитов, переворачивает принятую хронологию и, фактически, не признает за Кириллом заслуги по созданию азбуки: «вопреки мнению большинства исследователей, видевших в глаголице в силу сложного начертания знаков признаки создания ее одним автором, а не черты эволюционного процесса… глаголица может быть понята как азбука, созданная как на основе заимствования (из слогового письма, германских рун, греческого алфавита и под влиянием кириллицы), так и в процессе развития на собственной основе».