Мануэль Саркисянц: Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева

Замечание Федорова относится к аграрному законодательству, введенному британцами в Бенгалии.

В этом Леонтьев был предшественником евразийства. Евразийская концепция присутствовала, например, в ранней советской политике в Азии — согласно высказыванию Троцкого (см.: Н. von Rimscha . Russland jenseits der Grenzen 1921–1926. S. 191). Луначарский сожалел о наличии «евразийских» течений в ВКП(б) (см.: Запад и Восток. Сборник Всесоюзного Общества Культурной связи с Заграницей. М, 1926. Кн. I/II. С. 10, 12).

Здесь Соловьев полемизирует с тем, что не так давно он сам выразил в другом стихотворении — «Дракон», посвященном Вильгельму Второму: там подавление ихэтуаней истолковывалось им как крестовый поход (ср.: Н. Сетницкий . Русские мыслители о Китае. Харбин, 1926. С. 28).

Слово «арийцы» употребляется здесь в его первоначальном смысле — «благородные».

Даже позднейшее евразийство оказалось не в силах устранить это вероисповедное препятствие. Так, например, выдающийся этнолог князь Н. С. Трубецкой называл индийские религии «оплотом Сатаны» (см.: Евразийский временник. Берлин, 1922. Т. 2. С. 177–230).

Ухтомский был сотрудником князя Мещерского, известного деятеля крайне консервативного направления. В то же время он критиковал политику насильственной русификации, основанную на идеологии казенного панславизма. Это обстоятельство и стало причиной его разрыва с панславистскими кругами. Ухтомский основал «просвещенно-монархическую» газету «Петербургские ведомости», которая неоднократно подвергалась нападкам черносотенцев, обвинявших газету в защите «инородцев»; цензура также неоднократно закрывала газету ( Р. Е. Пубаев . Буддизм и литературно-художественное творчество народов центральной Азии: Г. А. Леонов, Э. Э. Ухтомский. К истории ламаистского собрания Государственного Эрмитажа. Новосибирск, 1985. С. 105, 107.). Примечательно, что «азиатский мистицизм» Ухтомского не помешал ему впоследствии сделаться директором Русско-Китайского банка; а после победы советской революции большевики не стали его трогать и даже оставили в его владении коллекцию произведений тибетского искусства.

Что же касается антирусского тезиса о русской «азиатчине», то характерным ее примером стали националистические рассуждения поляка Ф. X. Дучинского, по мнению которого Московская Русь, с присущим ей «аграрным коммунизмом» и самодержавным образом правления, представляла собой вовсе не европейское, а «туранское» общество — в противоположность Украине и Белоруссии, испытавшим влияние польской культуры и проникнутым «арийским индивидуализмом» (ср.: F. H. Duchinski . Necessites des reformes dans L'exposition de l'historie des peuples Aryas europeens et tourans. Paris, 1864. P. 31–79).

Что касается «идеалов высшего порядка», то рассуждения Ухтомского на этот счет представляют собой как бы распространение социально-мессианских представлений о традиционном общинном коллективизме (мир), которые народничество унаследовало от славянофилов, на страны Азии. Это было, разумеется, только начало долгого пути. Так, в 1918 году в Советской России была опубликована декларация (ее издал «Союз Освобождения Азии»), в которой говорилось, что обнищание азиатского крестьянства, с одной стороны, и традиции общинной собственности на землю (характерные для Сирии, Индии, Индонезии, Вьетнама) — с другой, могут стимулировать формирование общинного социализма. (Эта декларация приводится в книге: P. Schmitz . Moskau und die islamische Welt. München, 1938. S. 8, 10.)

Нельзя не отметить сходства рассуждений «неославянофила» и монархиста Ухтомского с воззрениями западника-марксиста Г. В. Плеханова. Последний, как известно, приписывал Московскому государству сугубо азиатский характер. Другое дело, что оценки русской «азиатчины» были в этих двух случаях диаметрально противоположными.

Во время русско-японской войны иностранные обозреватели почти единодушно утверждали, что русские солдаты в Манчжурии обращались с китайцами как с равными, подрывая тем самым в глазах англичан авторитет белой расы (см.: М. Baring . With the Russians in Manchuria. 1905; Lord Brook . Eyewithness in Manchuria. London, 1905; цит. у: Heretz . P. 210–211).

В 1893 граф С. Ю. Витте писал Александру Третьему, что, с точки зрения принципов православия, самодержавия и народности, Россия не может сблизиться с Европой, тогда как азиатские народы тяготеют к ней. Благодаря России, азиаты, всегда ощущавшие власть как орудие угнетения, увидели бы в ней орудие справедливости. В своем отношении к Азии европейские государства попирают всякую человечность и всякую справедливость; потому-то теперь они и высказывают подозрения насчет намерений России в Азии (ср.: За кулисами царизма. Л., 1925. С. 78 и сл., 81).