Мануэль Саркисянц: Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева

Здесь Герцен предвосхищает социологию Макса Вебера.

Распространенное представление, согласно которому национализм и интернационализм суть противоположности, имеет сугубо западноевропейское происхождение и, безусловно, не должно рассматриваться в качестве универсального.

Британское представление о «богоизбранности» Англии, избранности английским богом, ведущим битвы против ее врагов, является полной противоположностью представления о «русском Христе» Достоевского (см., например: F. Brie . Imperialistische Strömungen in der englischen Literatur. Jena, 1928) — как противоположны империализм по Киплингу и по Достоевскому.

Нет необходимости специально останавливаться на чрезвычайной односторонности такого понимания Достоевского. Оно характеризует, однако, революционный мессианизм, присущий левоэсеровской идеологии, — последней исторической разновидности народничества, поглощенной большевизмом. Эта трактовка имеет смысл лишь благодаря отождествлению революции с осуществлением хилиастических предчувствий Достоевского, с осуществлением миссии, носителя которой Достоевский видел в русском народе. Такое отождествление было предпосылкой всего штейнберговского построения. Таким образом, обвинения русской революционной интеллигенции в том, что она отреклась от русского мессианизма ради космополитизма (ср.: С. Булгаков // Вехи. СПб., 1909. С. 60–61), несостоятельны. Приведенное рассуждение Штейнберга — характерный пример слияния русского и ветхозаветного мессианизма; А. 3. Штейнберг, чей брат был некогда раввином, апеллирует к наследию Достоевского, русского национального пророка. Иванов-Разумник, во многих отношениях революционный эпигон националистического славянофильства, посвятил свои размышления о русском мессианизме не кому-нибудь, а пророку Иеремии (см.: Иванов-Разумник . Россия и Инония. С. 23). На слияние ветхозаветного и русского мессианизма указывал еще Бердяев ( Бердяев . Истоки. С. 107).

H. von Eckhardt . Die Idee des proletarischen Russlands // Die Tat. 1922. Bd. 14. S.417.

Еще Пугачев, боровшийся против «никонианской, латинской и лютеровской ереси», не видел ничего предосудительного в союзе с мусульманскими народами — башкирами и татарами, а также с буддистами-калмыками (ср.: В. Spuler . Die Wolga-Tataren unci Bashkiren im Kampfe fur naiionale Selbststandigkeit // Dcr Islam. 1950. Bd. 29; H. Дубровин . Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. I. С. 272; Т. 3. С. 30 и сл., 223, 234 и сл., 226). «Мы подымем монгольскую рать… Пусть калмык и башкирец бьются за бараньи костры среди юрт», — говорит «Пугачев» Есенина ( Сергей Есенин . Собрание сочинений. Т. IV. М., 1962. С. 176).

«Монголизм» здесь воплощает «принцип универсального нигилизма» и род «прото-тоталитаризма», в котором революция и реакция соединяются. Победа «монголизма» (в духе В. Соловьева) связывалась с исходом истории (см.: Иванов-Разумник . // Русская литература XX века / Под ред. С. Венгерова. М., 1916. Т. III. С. 52–57; G. Nivat . Du «panmongolisme» au «mouvement eurasien» // Cahiers du monde russe et sovietique. 1966. Vol VII. P. 462, 477).

Вот что говорил в 1923 году Г. И. Зиновьев, возвратившийся из Гамбурга, где он незадолго до этого выступил с длинной речью на съезде «объединенных социал-демократов» (его слова тем более примечательны, что были сказаны на специальном совещании, посвященном делу Султан-Галиева, обвиненного в национализме и пантюркизме): «…Тяжелый инцидент с Султан-Галиевым ни в коем случае не должно использовать для того, чтобы ревизовать самую линию XII съезда… Мы видим уже, по-моему, совершенно ясно нашу дорогу на Восток. Это совещание нам осветило многое из того, что до сих пор было видно не столь конкретно, и в этом его громадное значение. Тупицы, называющие себя социал-демократами, которые имели недавно свой объединенный съезд в Гамбурге, умеют только посмеиваться над „туркестанцами“. „Туркестанец“ для них насмешливое прозвище, а уже о „калмыках“ говорить нечего. Но на то эти с-д. и агенты буржуазии, чтобы не видеть, какое великое значение имеет то движение на Востоке — со всеми его минусами и теневыми сторонами. Они закрывают уши, чтобы не слышать, и глаза, чтобы не видеть, какое великое движение было поднято все же нашей революцией за эти годы на Востоке» (см.: Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП, 1923 г. С. 222) — прим. перев .

В 1925 году в Берлине была издана книга «Наследие Чингиз Хана». Анонимный автор-евразиец утверждал, что, вступив на путь петровских преобразований, московская Русь предала наследие монголов. Сходным образом, другой евразиец, князь Н. С. Трубецкой, связывал возвышение Москвы с «туранизацией» византийского православия (см.: Н. С. Трубецкой . К проблеме русского самосознания. Берлин, 1927). Примечательно, что уже К. Леонтьев называл преступлением предательство Россией византинизма (см.: К. Леонтьев. Византинизм и славянство // К. Леонтьев . Собрание сочинений. М, 1912. Т. 5. С. 145; ср.: Н. Бердяев . Константин Леонтьев. Париж, 1926. С. 218).