Симона Берто - Эдит Пиаф

"Ах, Момона, когда полицейские втолкнули меня в комнату папы

Лепле и я увидела, что он лежит поперек кровати, запрокинув

голову, в красивой шелковой пижаме, я так заревела, что чуть не

задохнулась. Знаешь, он был очень красив, только слишком бледен,

казалось, он спит. Но они заставили меня зайти с другой стороны:

здесь уже не было красоты. На месте глаза страшная дыра, полная

крови. Директриса, Лора Жарни, скорчившись в кресле, рыдала,

прикрыв лицо платком. Она повторяла: "Моя бедненькая Эдит, моя

бедненькая..." А я кричала: "Это неправда, папа Лепле, это

неправда!"

Полицейский сказал мне:

- Ну, нагляделась? Теперь едем с нами.

И они меня повезли на Ке-дез-Орфевр, в уголовную полицию.

Дело вел комиссар Гийом, поджарый, большие усы с проседью. На

такого посмотришь и почти захочешь, чтобы он был твоим отцом.

- Вы кажетесь неглупой, детка, не заставляйте нас терять зря

время. Скажите правду.

- Я ничего не знаю. Я гуляла с друзьями".

Он передал Эдит своим инспекторам, совсем молодым ребятам, но эти бывают часто пожестче старых. Они начали с того, что стали допрашивать ее как свидетеля, тогда это не показания, а свидетельство. Так им удобнее, могут все себе позволить.

Полиция выдвигала следующую версию: Эдит была знакома с парнем по имени Анри Валетта, сутенером, в прошлом солдатом Колониальной пехоты. Поступив к Лепле, она дала ему отставку; из мести Валетта убил Лепле. Все очень просто. Полицейские не любят усложнять. Эдит повезло, прислуга Лепле не узнала Валетту на фотографии. Сорвалось. Тогда выдвинули другую версию. Именно ее я прочла под заголовком: "МАЛЮТКА ПИАФ ЛЮБИЛА ДВОИХ". По их мнению, Эдит любила Жанно Матроса. А вторым ее любовником был Жорж; Спаги. Это было правдой. На свою беду Эдит познакомила его с Луи Лепле. Его часто видели и в "Жернисе" и в "Бель Ферроньер", где он поджидал Эдит вместе с Жанно и Пьером Шрамом. Все они были связаны с теми, кто совершил убийство.

К несчастью, в этой версии было много достоверного. Хуже всего было то, что Эдит в самом деле была знакома со всеми.

"В течение многих часов мне задавали одни и те же вопросы.

- Жорж был вашим любовником?

- Да.

- Он был в хороших отношениях с Лепле?

- Они были друзьями.

- Не считай нас глупее себя. Он был его любовником.

- Я здесь ни при чем.

- Не отпирайся, хуже будет. Итак, когда Жорж приходил за

тобой, с ним бывали те двое? Молодой и матрос?

- Да.

- В семь часов утра ты была с Жоржем?

- Нет, я была с друзьями.

- Жорж пришел к вам?

- Нет.

- Лжешь!

И это повторялось, повторялось без конца, Момона. У меня

раскалывалась голова. Они ели бутерброды, пили пиво, курили. Я

больше не могла. Потом за мной пришел папаша Гийом. Он взял меня

за руку, по-отечески, но в его кабинете все началось сначала.

- Скажите правду, вы же видите, мы о вас все знаем, вы

ничего не можете от нас скрыть".

И все-таки они вынуждены были ее отпустить, но сказали, что она остается в распоряжении полиции.

Несколько месяцев спустя дело было закрыто. Но не для Эдит.

глава пятая. Реймон Ассо

Тем временем я жила на всем готовом - крыша над головой, кормежка. Было даже общество, но уже не такое, как в "Жернисе". И мне было невыносимо сознавать, что я снова оказалась на дне.

Никаких известий от Эдит. Хотя это было даже к лучшему. Меня и так чуть не пристегнули к "делу Лепле".

Казалось, все про меня забыли. Но я ошибалась. Парни, с которыми мы водились, наши "защитники" и их друзья, проявили себя отлично. Через два с половиной месяца наш Анри с помощью одного типа по прозвищу Хромуша сумел меня вызволить. Это целая история. Хромуша разыскал мою мать и уговорил ее заявить, что она берет меня к себе. Он, наверное, ее околдовал: чтобы меня выпустили, матери пришлось хлопотать, а ей ведь было совершенно безразлично, где я нахожусь, раз от меня нет никакой прибыли. Представляю себе, как они ей мозги прочистили.

Меня вызвали в суд около трех часов. Там была мать, и выглядела почти прилично. Я удивилась, увидев ее. А куда ей было деваться? Двое ребят, которые ее привели, ждали на улице.

Все прошло гладко. Социальное обследование показало, что в квартире чисто, что мой отец никогда не пил, а моя мать - безупречного поведения. Были даже такие детали: я узнала, что у меня были птицы и кошка, которых я очень любила. Это у меня-то! Никогда у меня ничего не было: ни животных, ни одежды, ни ласки. Но ребята ничего не упустили, ни одной мелочи. Они были просто гениальны! Еще десять минут, и я бы сама всему поверила. Судья, строгий и справедливый, сказал мне: "Вас возвращают вашей матери". Меня отвезли к "Доброму пастору" за вещами. В семь часов вечера я оттуда вышла. Сначала я отправилась к матери, чтобы соблюсти видимость, а потом помчалась на улицу Вертю, где, как сказал Анри, Эдит пела "У Мариуса" под оркестр.