Симона Берто - Эдит Пиаф

С двойными контрактами - она и Жак в одной программе - дело шло туго, но Эдит не хотела расставаться с ним, и ей пришла мысль сыграть снова "Равнодушного красавца". В первом отделении они должны были выступать каждый со своими песнями, а во втором - играть пьесу.

Но в ее состоянии это уже было невозможно. Она согласилась пройти курс лечения. Однажды утром, вцепившись в руки Лулу и Жака, она переступила порог клиники. Она боялась, но была счастлива, что у нее хватило сил решиться.

"Можно было подумать, что меня привезли в тюрьму, только

здесь было чище. На окнах решетки, а сестра, которая нас

встретила, смотрела вертухаем. Я видела ее в тумане, впрочем,

всех, кто меня окружал, в том числе подонков, прибегавших с

марафетом, я различала сквозь дымку. Сестра устроила мне шмон,

как на таможне: им всегда кажется, что у вас в трусиках слиток

золота весом в десять килограммов.

По-видимому, мы, наркоманы, а я уже сознавала, до чего

докатилась, наловчились водить их за нос... Она выкупала меня в

ванне, уложила в постель и сделала укол. Первый дет? был рай!"

Эдит полагалось пять уколов. Каждый день их сокращали, и наступил день "без".

"Я думала, что в тот день сойду с ума. Ужасающие боли

разрывали меня на части, выворачивали наизнанку мышцы, сухожилия

двигались сами собой. Я вдруг то скрючивалась, как старая

виноградная лоза, то вдруг распрямлялась, как пружина. Надо мной

склонялись смутные призраки в белом. У них почему-то были только

части лица, которые то появлялись, то исчезали. Они, как рыбы,

открывали рты, но слов не вылетало. Меня привязали. Я

превратилась в животное, я не знала, кто я и что я, у меня текла

слюна, но я этого не замечала. Ни секунды покоя, ни секунды

ясности ума. Потом мне сказали, что это длилось только сутки, мне

же казалось - тысячу лет...".

Через три недели врач сказал Эдит, что курс лечения закончен, но что она еще не выздоровела, что у нее может наступить нервная депрессия. Она ни о чем не хотела слышать, она хотела домой.

Какое там пение, какой там "Равнодушный красавец"! Целые дни Эдит валялась как тряпка либо в кресле, либо забившись в уголок дивана, либо в постели. Она не хотела ни есть, ни двигаться, она не хотела жить. Эдит видела, как приходили и уходили Жак и Лулу, но они не знали, слышала ли она то, что они ей говорили. Она отказывалась слушать музыку, любой звук причинял ей боль. Она рассматривала свои руки так, будто не узнавала их.

В один прекрасный день Эдит вдруг заговорила, ожила. Но объяснилось это чудо просто: она снова тайком стала колоться.

Возобновление "Равнодушного красавца" было самой большой неудачей за всю ее карьеру и самой плохой финансовой операцией. Так как никто не хотел ставить пьесу, Эдит сказала: "Плевать. Поставлю сама".

Все были в ужасе. Она сняла театр Мариньи и решила сама быть режиссером не только пьесы, но и обеих концертных программ, своей и Жака Пилса. Она говорила: "Чудесно, я снова взлетела!"

Она летела в пропасть...

Цену этой ошибки Эдит осознала скоро. Счета приходили огромные. Декорации стоили один миллион (старых) франков, музыканты - сто тысяч франков в день; один из так называемых друзей уговорил ее выписать из Флоренции двух мандолинистов, которым она платила по три тысячи франков каждому за вечер. В семьсот тысяч франков ей обошлись сверхурочные часы рабочих сцены. И так во всем. Она назначала репетиции и приходила с опозданием в несколько часов, кололась за кулисами, чтобы продержаться, и работала всю ночь.

Жак Пиле был очень милым человеком. Он был уверен, что любит Эдит, но не тянул рядом с нею ни в жизни, ни на сцене. Американцы прозвали его "мсье Шарм", и это было очень точно. Чтобы муж не провалился, жена убрала из своей программы все сильные песни и оставила только легкие, не утомлявшие ни публику, ни ее саму. Этим она себя погубила. Хныкающая и слащавая Пиаф разочаровывала, пение, лишенное пафоса и страсти, не волновало, но лилось, как бесцветная вода из открытого крана. Что с ней стало? Эдит Пиаф больше не было.

В этот единственный раз, если говорить о ее профессии, я испугалась за Эдит. "Равнодушный красавец" - сложная пьеса, на ней можно сломать себе шею. Что и случилось с Эдит. Боже, что она перенесла! Роль Поля Мёрисса совершенно не годилась для Жака Пилса. Он был сама улыбка, само обаяние. Вынужденный молчать и играть раздражение, он сразу лишался всей своей привлекательности. Он томился на сцене, как мальчик, поставленный в угол. Ампулы искусственного счастья вызывали у Эдит провалы памяти, и она говорила свой текст с большими пропусками.