В 1966 году, когда я жил у Свердлиных, однажды Александра Яковлевна пришла с репетиции не одна - вместе с Раневской (просто встретились в Нескучном саду, а он находится напротив дома, где жили Свердлины). Мы долго сидели, обедали, болтали о том о сем. В частности зашел разговор о недавнем присвоении Раневской звания народной артистки СССР, и при этом она сказала:
- Ой, мне так неудобно перед Штраухом. Когда он позвонил меня поздравить, я ему сказала: "Макс, скоро и мы вас поздравим. Я узнала: вы подо мной и на Плятте! (Звания давались "по очереди". После Раневской должен был стать народным артистом СССР Штраух, а затем Ростислав Плятт). Но вот Славка уже получил, а бедного Макса за что-то держат, извиняюсь за двусмысленность моего выражения.
Потом зашел разговор о возрасте. Тетя Шура редко об этом говорила, так как много лет назад ее сын Юра, со словами: "Мама, ты такая молодая, а по паспорту..." - схватил материнский паспорт и исправил "3" на "9", Александра Яковлевна только руками всплеснула и "ойкнула", не успев даже удержать сына от "преступления". Так она стала гражданкой, родившейся в 1909 году, а в 1921 уже вышедшей на сцену в театре Мейерхольда. Над этим мы потом с ней много смеялись. Раневская рассказала свою историю:
- Когда я обменивала в последний раз паспорт, а мне было лет сорок, паспортистка спросила меня: "Год рождения 1895?", а я, дура, застенчиво улыбаясь, униженно сказала: "1896". Девушка улыбнулась, и сделала меня на год моложе. Зачем мне это было надо - понятия не имею. Все равно я уже и тогда старух играла, а год этот потом мне много неприятностей приносил, долгое время какие-то путаницы были.
Таким образом, у великой артистки от рождения подлинным было только имя. Родители назвали ее Фаиной. Фамилию Фельдман она сменила на Раневскую, по отчеству ее называли "Георгиевна", в то время как она была "Гиршевна" (в русском варианте Григорьевна), и родилась она не в 1896, а в 1895. Ну и что? Менее любимой от этого она не стала.
Раневская обожала внимание к себе, обожала аплодисменты. И если она говорила, что ей это совсем не нужно - это было "кокетство". Артисту не могут быть не нужны аплодисменты, без них он захиреет. Раневская все делала для публики. Даже свое одиночество она делала невероятно публичным! Это было обаятельно, за это ее обожали еще больше. Конечно же, она страдала. Страдала от невостребованности. Но, помилуйте: в этом никто не виноват, кроме Бога! Что делать, если Господь не создал в одно время с Раневской кого-нибудь равного Пушкину или Шекспиру! А одна Раневская не могла и создавать пьесы, и ставить их, и играть. Многие говорят, что, если бы Раневская жила на Западе, на нее ставили бы фильмы, для нее создали бы театр. Думаю, результат был бы почти тот же: Раневскую не смог бы "удовлетворить" даже Феллини. В силу того, что подобрать ей достойных партнеров практически невозможно. Трагедия Раневской была именно в том, что она была той Галактикой, над которой безвластно время, а все остальные миллионы людей, живших одновременно с ней, подвержены старению и умиранию.
В ту же встречу, у Свердлиных, Раневская рассказала такой эпизод:
- Приезжаю в Ленинград, на съемки "Нового аттракциона". Встречают меня прямо у трапа самолета. Идем по полю, вдруг меня кто-то сзади сильно толкает. Я падаю, поворачиваюсь на спину, а надо мной нависает огромный лев! Я так испугалась! А он, мерзавец, негодяй, помотал головой, и, видимо, не в силах преодолеть отвращения к моей роже, срыгнул на меня!
Ровно через неделю после этой встречи, я оказался на "Ленфильме" - я тогда снимался в фильме "Не забудь... станция Луговая". И в перерыве, в буфете студии, встречаю чудесную Тамару Ивановну Самознаеву - она работала директором кинокартины. Подсаживаюсь к ее столику и в разговоре пересказываю ей историю "любви" Раневской и льва.
- Ой, Фаина! Ой, вруша! - воскликнула Самознаева.- Она этого льва только издалека увидела! Его действительно вели по полю, но к Фаине он даже на пушечный выстрел не приближался!
Да, любила "Фуфа" приврать, нафантазировать! Ну что делать - ведь она Актриса! Артистка!
Если у меня когда-нибудь будет видеомагнитофон (или, как говорят сейчас, "видак"), то первая кассета, которой я обзаведусь, будет "Вся Раневская". Я соберу все: и роммовскую "Мечту", и александровскую "Весну", и "Подкидыша", и сцену из "Шторма" Билля-Белоцерковского, и сцены из "Пархоменко" и "Думы про казака Голоту", и чеховские "Свадьбу" и "Человека в футляре", и, конечно же, любимейшую чеховскую "Драму" - абсолютно гениальное сочинение Раневской! (именно сочинение, а не сыгранную роль! Я перечитывал "Драму" - там половины нет того, что сыграла Раневская!).
Читать дальше