Булач Гаджиев - Шамиль

Шамиль переходил из одного окопа в другой, из одной траншеи в другую. Он осматривал раненых, ободрял их, читал молитву над только что скончавшимся бойцом. Горя было много. И только однажды пришла радость. Около 100 чиркеевцев во второй половине июля, пользуясь темнотой, на бревнах и надутых воздухом бурдюках переплыли Андийское Койсу. По кольям, забитым в скалы, они взобрались на Ахульго и явились к Шамилю. Но увы, изменить общую обстановку эта небольшая помощь не могла. Некогда было хоронить убитых, ухаживать за ранеными. Погода, как обычно в этом крае, стояла жаркая. Людей косили болезни, началась холера. Единственное, что м»ог сделать Шамиль, — это наравне со всеми нести тяготы осады. Вероятно, иногда были такие минуты, когда и он, зождь горцев, приходил в отчаяние. .

Наступал новый день, и Шамиль, как его товарищи по борьбе, простые горцы, проникнутые беззаветной любовью к родине, продолжал сражаться, показывая чудеса храбрости. Снова и снова он шел к бойцам, чтобы вместе с ними биться с врагами. На Ахульго отличились и женщины, которые, как писал будущий начальник штаба всей Кавказской армии Милютин, «ив плену покушались на солдат». В тесном ущелье между обоими Ахульго лежали сотни погибших мюридов Шамиля, и, как свидетельствует тот же Милютин, «большое число их неслось по реке».

… Итак, на рассвете 17 августа, едва по ахульгинским утесам скользнул первый луч солнца, как по естественной крепости одновременно ударили все 30 пушек. Гора окуталась пылью и дымом. Земля дрожала под ногами воинов. Стоило только замолчать орудиям, как солдаты бросились в новый, третий по счету штурм. Передовые укрепления Нового Ахульго оказались в их руках. Шашки мюридов разбивались о приклады ружей, росла гора трупов. Бой шел до полудня. Чувствуя, что еще немного — и Новое Ахульго падет, Шамиль приказал вывесить белый флаг. Он дал согласие на переговоры. Выстрелы и крики «ура!», с одной стороны, и пение «ла иллага!», с другой, постепенно прекратились.

18 августа на Ахульго взобрался полковник Пулло со свитой. Он был уполномочен говорить от имени Граббе. Шамиль вышел к парламентерам. Перед тем как появиться царскому офицеру, оставшиеся в живых женщины и девушки были одеты в черкески и вооружены. Мухаммед–Тахир писал:" «Этим он (Шамиль — Б. Г.) хотел показать… что… еще не так слаб и что в случае чрезмерных их требований он может причинить им немало хлопот и забот» [7] 11 --- missed footnotetext .

Пулло явился с внушительной охраной. Было жарко, и подъем утомил полковника. Поздоровавшись, он предложил Шамилю сесть. Имам выполнил просьбу, и, будто нечаянно, подложил под себя полу шинели парламентера.

Шамилю вручили письмо. Четыре его пункта категорически требовали:

«1. Шамиль предварительно отдает своего сына аманатом. [8] 12 --- missed footnotetext

2. Шамиль и все мюриды, находящиеся ныне в Ахульго, сдаются русскому правительству; жизнь, имущество и семейства их остаются неприкосновенными; правительство назначает им место жительства и содержание; все прочее предоставляется великодушию русского императора.

3. Все оружие, находящееся ныне на Ахульго, забирается как трофеи.

4. Оба Ахульго считать на вечные времена землею императора Российского, и горцам на ней без дозволения не селиться» [9] 13 missed footnotetext .

Каждый пункт читали громко и по несколько раз, чтобы все поняли смысл, вложенный в них. Недвусмысленное содержание письма Граббе защитники приняли с возмущением и проклятиями. Кроме того, Пулло устно объявил Шамилю, что с ним хочет встретиться сам император. Услышав это, имам воскликнул: «Слышите, братья, нам предлагают доверчиво вложить свою шею в ярмо… их царя! Я вам говорил, что из этих переговоров ничего не выйдет,..» [10] 14 --- missed footnotetext

Шамиль согласился встретиться с Граббе, но потребовал, чтобы генерал сам явился к нему. Генерал может привести с собой тысячу телохранителей, а он, Шамиль, приведет только сто человек. — Пулло стал доказывать, что это невозможно, что для такой встречи необходимо личное разрешение самого царя. В разговор вмешался Бартыхан — дядя Шамиля. Он сказал, что имам и другие руководители восставших посоветуются со стариками и решат, как поступить дальше.

В это время протяжно запел мулла, приглашая к полуденному намазу. Шамиль вернулся со своими людьми в Ахульго. Пулло же отправился с докладом к Граббе.

Создавалось безвыходное положение: сдаться Шамиль не мог, да этого и не позволили бы его соратники. Но защитники не могли бесконечно сражаться: с каждым днем бедствия, о которых уже шла речь, усиливались. Ради передышки для измученных защитников крепости Шамиль выдал царскому командованию в качестве заложника своего старшего сына — Джамалутдина. Имам потребовал, чтобы ему самому дали возможность уйти в горы, обещая больше не браться за оружие. Сына он просил передать на воспитание чиркеевскому старшине Джамалу. Трехдневный срок перемирия истекал.