Ю. Бахрушин - Воспоминания

Он протянул Владимиру Васильевичу свою руку, липкую от наливки, и воскликнул:

— Черт с тобой, мужик ты хоть и несговорчивый, но больно хороший, — забирай их за пятьдесят!.. На кой они мне, а я девчонкам обувку закажу, а то вишь, босые ходят — срам один!

Дочки немедленно запаковали вазы в какие-то корзины, переложив их сеном, деньги были отсчитаны и вручены, по желанию хозяина, Наденьке «от греха — целее будут», и после насильственно влитого в пас «посошка» мы двинулись в дальнейший путь.

На этот раз перегон был большой. Только часа через три мы стали подъезжать к новой усадьбе. Это были владения столь широко известного в округе помещика

Лесли. Сразу но въезде в это имение бросалась в глаза благоустроенность. Дороги были окопаны канавами, мосты новые и крепкие, рощи — расчищенные, везде виднелись загородки и ограды. Вскоре мы въехали в редкий липовый лес. Сквозь деревья, слева, что-то ослепительно заблестело, и в прогалине неожиданно открылась гладь обширного озера. Затем лес пошел гуще, и дорога вдруг превратилась в широкую аллею, тянувшуюся к белым каменным стенам двухэтажного большого барского дома.

Мы остановились у ворот усадьбы и пошли в направлении к дому, вблизи которого виднелась группа оживленно беседовавших людей. При виде нас они замолчали, и кто-то из них, идя нам навстречу, спросил, кого нам угодно. Мы ответили, что желали бы побеседовать с помещиком. Во время воцарившегося краткого молчания от группы отделился невысокий мужчина, одетый в щегольскую темно-синюю поддевку поверх белой шелковой рубахи и обутый в блестящие лаковые сапоги. Холеная белобрысая бородка и белоснежный картуз сразу обнаруживали в нем «барина».

— Чем могу служить? — с холодной вежливостью спросил он.

Выговор его указывал на то, что он более привык говорить на иностранном языке, нежели на русском. Мы отрекомендовались и сообщили о цели нашего посещения.

— Очень сожалею, — сказал он, — но не занимаюсь продажей собственных вещей, так что полезен вам быть не могу.

После этого он слегка кивнул головой, повернулся и пошел обратно к группе ожидавших его людей. Аудиенция была окончена, и нам оставалось лишь ретироваться, что мы и сделали. Это был единственный случай, когда нам не было оказано гостеприимство, — рад засвидетельствовать, что этот человек по своему происхождению все же не был русским. Характерно, что это был самый богатый и наиболее европеизированный и «культурный» из всех помещиков, у которых нам пришлось побывать.

Вместе с тем длительный перегон в достаточной мере утряс нас, а ранний завтрак Криштофовича и зелье, выпитое у майора, еще более обострили аппетит. Хотелось и есть и пить. Решили остановиться в ближайшей деревне, чтобы там распаковать наши домашние продукты и выпить чаю или молока.

В первой встретившейся нам деревне мы долго выбирали избу, почище на вид и попросторнее и наконец остановились у франтоватого крылечка с точеными балясинами. Хозяева — мужичок средних лет и его жена — встретили нас радушно и немедленно начали хлопотать с самоваром и крынками. Но внешний вид избы оказался обманчивым. Внутри было в достаточной мере загажено и закончено. По полу деловито шныряли тараканы, и в воздухе носились рои мух. Трудно было себе представить большую бедность и темноту. Вместе с тем, как выяснилось из немногословного разговора, хозяин избы был один из наиболее состоятельных крестьян в деревне — он владел лошадью и коровой. Поражала необычайная несловоохотливость хозяев. Хозяйка вообще вела себя как немая — только раза два-три она что-то негромко сказала мужу, а из хозяина каждое слово приходилось вытягивать клещами.

— В Смоленске-то был когда?

— Ни, не тороплялось.

— А в Поречье?

— То ж, не тороплялось.

— Что же у вас здесь все так живут?

— Ни, которые бедные, плоше живут.

Этим, пожалуй, весь разговор и исчерпался.

Основательно подкрепившись на крылечке (спасаися от мух, мы просили вынести наш столик на воздух), мы двинулись в последний наш перегон. Данный хозяевам на прощанье серебряный рубль привел их в полное недоумение от щедрости гостей — они упорно настаивали, что это много и не по-Божески, но все же в конце концов примирились с этой мыслью.

Солнце уже было почти на горизонте, когда мы наконец въехали в город Поречье и достигли первого этапа нашей поездки. Собственно говоря, название «город» было довольно относительное. Поречье напоминало скорее большое зажиточное подмосковное село, нежели город. Несколько церквей и бесчисленное количество одноэтажных деревянных домов вперемежку, в некоторых местах просто с просторными крестьянскими избами, немощеные, заросшие травой улицы без тротуаров, куры, свиньи и козы, гулявшие по «стогнам града», и убого одетые жители — все это не имело ничего общего с городским видом.