Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Противники Ленина встречали его со злобой и ненавистью.

С ними Ленин боролся особенно ожесточенно, ни на шаг не отступая и все больше воодушевляясь.

В декабре 1916 года Ленин писал Инессе Арманд: «Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой — против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма и т. д.

Это с 1893 г. И ненависть пошляков из‑за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на «мир» с пошляками».

Мысль Ленина, как стрелка на компасе, всегда клонилась в одну сторону — он всегда верил в победу пролетариата. Искренность и правдивость всегда были отличительной чертой его характера, поступков, намерений. Далеко видя будущее, он хорошо знал, что современники не всегда могли понять его поступки, действия, стремления. Но он хорошо знал также и то, что со временем, как он говорил сам, «все будет понято, все!»

27 февраля (12 .марта) 1917 года самодержавие пало.

Во главе государства стало Временное правительство. Но этому правительству и в голову не приходило вернуть на родину находившихся в эмиграции революционеров. Оно, наоборот, принимало все меры к тому, чтобы задержать приезд Ленина в Россию.

Медленно ползли дни.Я о революции узнал так: в феврале (марте) меня охватила острая тоска по родине. Я ходил по длинным женевским улицам, глядел на высокие дома и чувствовал себя пленником за тюремной решеткой.

Красиво отливало серебром Женевское озеро, величественно блестела белизной вершина Монблана, зеленели Плен–Пале и Бастион, но сердце мое стремилось на родину. Мне все время вспоминались родные места — Кура, Мгацминда и улицы Тифлиса… Вспоминалась тихая деревня—виноградники, поля и леса. С вершин гор нитями спускаются тропинки, а на склонах приютились одноэтажные, крытые дранью домики.

В селе тихо. Только иногда откуда‑то с горы донесется старческий голос:

— Эй, Иакинте! А–у-у! Не слышишь, бичо? Ау- у–у!

— Ау–у! Что надо? — откликнется с. другой горы юноша.

— Иди ко мне, скорее.

И снова—тишина.

Голос родины звал нас. Мы слышали его и наяву и во сне. Он не давал нам покоя, манил, звал.

Я жадно следил за газетами. Сердце трепетало при каждом новом известии о выступлениях пролетариата в России.

Мы ждали.

И вот в одно солнечное утро…

Я направился в университетскую библиотеку, чтобы прочитать критические письма Анатоля Франса.

В раздумье я шел по улице Каруж. Неподалеку заметил двух товарищей со светлыми сияющими лицами; они вели оживленный разговор. Увидев меня, оба засмеялись.

Не понимая, в чем дело, я нахмурился и подошел к ним. Увидев мое лицо, они захохотали.

Я уже хотел было рассердиться на них.

— Не знаешь?.. Ты ничего не знаешь?.. — вдруг набросились они на меня.

— В чем дело? — сердито спросил я.

— В России революция! Николай отрекся от престола! — в один голос ответили оба, — Если не веришь, поди купи газету и все узнаешь…

Я стремглав помчался к площади, где обыкновенно продавали газеты.

Еще издали увидел газетчика и, приближаясь к нему, услышал: «Требуйте газету «Трибуна»! Революция в России! «Трибуна»… Революция… — Трибуна»! Революция…»

Эти слова для продавца газет были так же малозначащи и безразличны, как и любые другие, и выкрикивал он их так же, как любую другую сенсацию.

Я подбежал к нему, схватил газету. Вместо пяти сантимов, сунул ему десять и повернул обратно. Развернув газету и пробежав ее, я убедился, что революция — свершившийся факт.

Я весь задрожал.

Читая газету, время от времени оглядываюсь по сторонам. Эти давно знакомые мне улицы, витрины и многоэтажные дома предстали передо мной как будто во сне!

Краткое телеграфное сообщение о революции в России я перечел несколько раз.

Кто‑то ударил меня по плечу. Только теперь я очнулся. Рядом со мною стоял, улыбаясь, товарищ.

— Дождались‑таки!.. Стало быть, едем в Грузию.

— Едем, едем! Как же, обязательно едем! — воскликнул я.

— Сомневаюсь я только, чтобы союзники — Франция и Англия — пропустили нас в Россию через свою территорию.

— Почему?

— Ясно почему! С приездом революционеров в Россию революция еще более углубится и общи к с союзниками боевой фронт ослабнет. А это, конечно, не в интересах Антанты.

— Правильно! Мы должны разжечь воину гражданскую.

— В том‑то и дело! Поэтому Антанта пропустит только социал–патриотов!

— А что же нам делать?

— Не знаю! Сегодня вечером в «Народном доме» назначен митинг. Придешь?

— Конечно!

…Вечером в большом зале «Народного дома» собрались старые эмигранты — народники, члены первых социал–демократических групп, бежавшие из Сибири и с каторги, старые социалисты–революционеры, польские социалисты, молодые эмигранты, — и все они целовались и плакали от радости. На собрание пришли и те, кто десятки лет жили в эмиграции и, потеряв всякую надежду на возвращение в Россию, давно уже числились гражданами Женевы.