Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Ленин подошел к столу с папкой в одной руке и стаканом недопитого пива в другой.

Председатель предоставил ему слово.

Обведя глазами аудиторию, Ильич начал… Начал так просто, как будто продолжал только что прерванную беседу. Но вот руки его задвигались, глаза заблестели. Он нагнулся над столом, стал искать нужную бумагу. Снова выпрямился и сделал шаг назад. Потом поднял правую руку, протянул ее вперед. Голос его звучит громче, и постепенно все тело приходит в движение. Он воодушевляется, подходит вплотную к столу.

С точки зрения ораторских данных в Ильиче как будто бы нет ничего особенного — голос чуть хрипловат, в конце фраз слегка причмокивает. А слушаешь с огромным наслаждением — сразу покоряют простота, стройность мысли, последовательность изложения, необыкновенная, железная логика.

Ленин говорит о революции І905 года и о ликвидаторах. Он жестоко осуждает контрреволюционные меньшевистские вылазки, защищает революционные традиции пролетариата, утверждает, что рабочий класс уже завоевал роль гегемона в демократической революции. Ленин ожесточенно клеймит тех, кто старается свернуть партию с прямого революционного пути, говорит об особенностях текущего момента и о вытекающей отсюда тактике борьбы, он говорит о создании партии нового типа, настоящей марксистской революционной партии.

Он говорил почти полтора часа и, когда закончил, в зале загремели аплодисменты.

Его речь произвела огромное впечатление. Да, перед нами настоящий революционер, подлинный вождь народа.

Десятиминутный перерыв. Одни вышли покурить, другие тут же начали оживленное обсуждение.

— Интересно, кто выступит?

— Разве кто‑нибудь осмелится?

— Конечно, найдется кто‑нибудь!

— Как ни говорите, это человек с железной логикой! Настоящий революционер!

— Да, да! Вы можете с ним не соглашаться. но не можете отрицать, что он настоящий марксист…

— Но, он же диктатор! Всегда хочет провести свое и никогда никому ни в чем не уступит. Плеханов потому и разошелся с ним.

— Однако нельзя отрицать, что он большая сила.

С большим нетерпением все ждут начала прений. Они‑то, в основном, и привлекают аудиторию. Ленин в полемике был неподражаем. Он моментально уничтожал противника своими вескими доводами, и спорить с ним было невозможно. Жестокий и беспощадный в своих доводах, он доказывал, убеждал и всегда оставался победителем.

Когда раздался звонок председателя, все начали шумно занимать места. Однако слушателей ожидало полное разочарование: слова никто не взял, и заседание было закрыто.

Раздались голоса:

— Струсили!

— Что же это меньшевики‑то, а?

— Жалко, жалко!

— Сегодня он был в особенном ударе. Здорово досталось меньшевикам!

— Таким я его еще не видел никогда, хотя слушать приходилось много раз.

— Вот потому меньшевики и не вышли.

Так говорили студенты, толпясь в проходах и в дверях.

…Я знал, что товарищи поведут Ильича в ближайший ресторан ужинать.

С одним из своих приятелей я остановился у дверей в ожидании Ленина. И когда он вышел, окруженный друзьями, мы незаметно пошли следом.

Они зашли в кафе–ресторан. Мы вошли за ними, сели неподалеку от них.

Официанты суетились, разнося заказанные блюда и пиво в больших кружках. Ильич заказал ужин. Официант быстро накрыл стол.

Тем временем Ленин снял с гвоздя висевшие на стене газеты: «Vorwarts», «Zuricher Zeitung» и качал внимательно читать их. Просматривая «Vorwarts», сердился, что‑то объяснял товарищам.

Когда принесли ужин, он повесил газеты на место.

Собеседники Ильича, очевидно, рассказывали анекдоты, смеялись. Ленин смеялся больше всех.

Я не думал, что Ильич такой простой и веселый. Весь вечер улыбка не сходила с его лица. Когда он смеялся, глаза его щурились, в них загорались озорные огоньки, и тогда он казался особенно привлекательным. Но бывали секунды, когда он хмурился, о чем‑то задумывался. На лбу появлялись морщинки. Мы были уверены, что в этот момент у него мелькнула какая‑то догадка и тут же оформилась в определенное положение, в определенный лозунг.

Закончив ужинать, товарищи Ленина потребовали счет. Ленин вынул из кармана деньги и положил свою долю на стол. Начался спор. Ленин не соглашался, чтобы за него заплатили, волновался, начал даже сердиться. «Зачем же? Зачем?» — говорил он и сунул деньги в руку официанта. Товарищи протестовали. Но Ленин все‑таки настоял на своем.

По его поступкам чувствовалось, что он самый обыкновенный хороший человек. Ильич был одинаково вежлив и обходителен со всеми, обращался со всеми совершенно одинаково, независимо от того, с кем говорил: с членом Центрального Комитета, известным политическим деятелем или рядовым работником партии.