Николай Никитин - Северная Аврора

На диване, у шампанского и вазы с фруктами, удобно расположился толстый Кыркалов, владелец десятка лесопильных заводов. Щурясь на всех и согревая в руке бокал с красным вином, он молча курил папиросу за папиросой.

Когда Айронсайд исчерпал, наконец, свои охотничьи рассказы, разговор зашел о Париже. Глава правительства Чайковский завтра уезжал туда на так называемое "политическое совещание" представителей всех белых "правительств" России. Все считали, что после этого "совещания" военное положение коренным образом изменится и что новый, 1919 год сулит присутствующим только одни радости. Миллер произнес тост за здоровье Колчака таким громким голосом, словно он обращался к эскадрону юнкеров.

Но успевший уже опьянеть Кыркалов как будто не слыхал этого тоста.

- Чего там дурака валять! - сказал он, поворачиваясь к Айронсайду всем своим тяжелым туловищем. - Вся надежда на вас, господа союзнички. Да, лучше сгореть всем моим заводам, лучше мне провалиться сквозь землю, чем что-нибудь отдать большевикам. Бейте их! Последней рубахи для вас не пожалею! Только бейте, господин Айронсайд!

Находившимся в этом обществе белым офицерам слова Кыркалова показались обидными. Назревал скандал. Положение спас Абросимов. Он мигом очутился возле Миллера и Айронсайда.

- За цивилизацию и порядок! - выкрикнул адвокат, поднимая бокал. - За белую Россию! За доблестную Британию, за героическую Францию и великую Америку! За их военные силы! За всеобщую встречу в Москве под звон кремлевских колоколов!.. Ура!

Офицеры подхватили этот клич. Все потянулись к Айронсайду и Миллеру с рюмками и бокалами.

В конце обеда, когда за столом остались только избранные, опьяневший Айронсайд вдруг сказал:

- Если бы я был на месте Черчилля, я бы поступал по-другому... Я бы воевал без всяких планов. Ведь наступление на Вятку не вышло, теперь это ясно видно. Большевики всполошились и подняли на ноги все! Значит, уже нет надежды, что наши войска в этом районе соединятся с войсками Колчака. В этой стране нельзя воевать по плану.

- Потерпите, боевое счастье изменчиво, - осторожно заметил Миллер.

- Я бы предпочел, - в запале выкрикнул Айронсайд, - чтобы оно изменяло большевикам, черт возьми!

Белые офицеры один за другим поднимались из-за стола и уходили в соседние комнаты, где начинались танцы.

"Ну и шушера!.. - презрительно подумал о них Айронсайд. - Что за самомнение! Эти господа действительно думают, что мы пришли сюда им помогать... Идиоты! Они помогут нам справиться с мужиками, а потом мы их пошлем к черту! Эта страна будет нашей страной!.. Как Галлия для Цезаря!"

Тупыми, осоловевшими глазами он оглядел стол.

- Теперь, когда русские ушли, я позволю себе быть откровенным...

Миллер смущенно усмехнулся.

- А вас я не считаю за русского, генерал, - бесцеремонно заявил Айронсайд. - Простите меня, но это так...

Он наклонился к бригадному генералу Ричардсону, командующему американскими войсками:

- Вы правы! Помните, вы мне как-то сказали, что лучше бы нам не вступать в бой с большевиками, а пройти огнем и мечом среди мирного населения, смыть начисто большевистское пятно с цивилизации... Ограбить... Да, ограбить Россию! Я знаю, так и делают наши офицеры. Наслаждаются жизнью, как может наслаждаться солдат, не боящийся крови...

Айронсайд засмеялся.

- Когда я был в Лондоне, я поделился этими мыслями с Черчиллем. Он был в восторге. Он мне сказал: "Прекрасно... Так и действуйте. Но не забывайте все-таки и о стратегической обстановке..." - Он допил вино. - Нам надо действовать, как в Африке! Ведь русские ничем не отличаются от негров.

...Пользуясь тем, что благодаря празднику в центре города было некоторое "оживление", Греков с соблюдением всяческих предосторожностей решил вечером навестить Базыкину.

Шурочка уже спала. Услыхав стук в окно, она мгновенно проснулась. "За мной", - подумала Шура и, соскочив с кровати, подбежала к замерзшему окну. На дворе было пустынно. Босиком, в одной рубашке она вышла в холодные сени.

- Кто там? - дрожа от холода и страха, прошептала Шура.

- Не бойся, Александра Михайловна, - раздался знакомый голос. - Свои!

Шура вернулась в комнату, накинула на себя пальто и открыла дверь.

- Ты только не волнуйся, - сказал Греков, входя вслед за ней. Говорят, пришел ледокол с Мудьюга и привез заключенных. Сейчас они в Архангельской тюрьме. И Коля здесь, и шенкурский Егоров, и еще кто-то. Ты только не волнуйся.

- Я не волнуюсь, я все знаю.

Шура сообщила ему о своем разговоре с Ларри.